— Батареи, дом, — пробубнил Григорий Сомов. — О себе всё думаете. О своих интересах. А Глобальному теперь без охраны в городе не показаться. Каждая не по-нашему лающая собака уже знает, что он сделал. И хочет укусить простого русского мужика без связей. Прав или не прав — не имеет значения. Подкараулит не здесь, так при случае. И реанимацией дело уже не ограничится. Камнями забьют, как в Средневековье. Дикари ёбанные. Так их ещё и вооружают. Мы с Кишкой семнадцать ножей и три ствола только в этом месяце по району разоружили. А что будет дальше? РПГ находить с гранатами по квартирам начнём?
Поморщившись от представления такой картины, не выдержал даже Хромов:
— Боря! Ну чего ты молчишь? Скажи уже, что думаешь?
Задержанный без наручников сантехник «до выяснения» вдруг поднял голову и выдал как на духу:
— А что мне надо сказать? Что у нас два фронта? Так это не новость. Но проблема не в том, что чёрные орды свои законы поверх наших кладут, заодно и на нас положив с усмешкой. А в том, что нет у нас проблем со свободой слова, мнений и действий. Но есть проблема с тем, что возникает после выражения этих мнений. И вот мне интересно, за что мне быстрее срок дадут, за то, что ребёнка от насилия защитил или за то, что высказался по этому мнению в свободной форме?
— Боря, ты говори, да не заговаривайся, — тут же выдал Хромов рекомендацию по инерции. — А то наговоришь сейчас ещё на статью! А статьи известные.
— Я что тебе, расист? Я насильникам лица поломал без оглядки. И только! — тут же добавил на эмоциях Глобальный. — Каждый из вас, думаю, поступил бы точно так же. Мне без разницы какой они национальности и какого вероисповедания. Если человек говно и сукин сын, то он в любой одежде говно и сукин сын. А я защищал ребёнка! — и боря повернулся к грузину за поддержкой. — Арсен, будь это твой ребёнок, ты бы разбирался, кто там перед тобой?
— Нет, — уверенно ответил Кишинидзе. — Наши, отечественные, ничуть не хуже их, заморских. Но мы их детей не трогаем. И от наших пусть подальше держаться.
— Вот и у меня будь возможность всё отмотать назад, ничего бы не поменял, — продолжил Боря. — Но если те за окном стоят даже за «таких» своих, то нам как раз «в целом такие» в нашем социуме нахуй не сдались! Вот моё мнение, мужики.
Глава 12
Восьмое Марта: день бонусов и прочих плюшек
Зазвонил телефон. Хромов метнулся к стационарному телефону, нервно подхватил трубку и ответил стальным голосом:
— Да!.. Вы уверены?.. Понял… Принял… Так точно!
Договорив с полковником Кашиным, майор вернул трубку на место и оповестил всех в кабинете:
— Кафешка горит.
— Какая кафешка? — спросил Кишинидзе, так как все точки общепита в городе знал. Лично посетил, не чуждый дегустаций. Так методом проб и ошибок мог хоть кулинарную карту составлять.
— Ну та, придорожная. По трассе из Новосибирска в город, — ответил Хромов, не спеша высылать наряд по указанному адресу.
— А-а, которая клиентов в больницу отправляет с отравлением стабильнее, чем гололёд зимой в травматологию? — припомнил Арсен. — Да я после их шаурмы с котами килограмм пять сбросил!
— Опасная у них методика похудения, что ни говори, — добавил и Сомов. — Я там лишай подхватил просто присев чаю попить. К чебурекам и близко не подходил. Но видел, как собака ими блевала.
— А меня чёрт дёрнул перекусить, — продолжил Арсен. — Херачил потом как из пушки. В присяде почти прямой наводкой выходило.
— Там же со времён Царя Гороха ремонт не делали, а про оборудование вообще молчу, — поддержал Сомов.
— Хреновая кафешка! — подытожил Кишинидзе и честно признался. — Не жалко. Я за СССР и дружбу народов, конечно. Но если они не за СССР, то нахрена мне такая дружба с признаками острой дизентерии?
Хромов только поморщился и добавил:
— И шиномонтажки на выездах горят. Все три. И кафе в центре города. И офисы по Пушкина. И на Калинина. Многовато для совпадения с коротким замыканием.
— Те самые офисы, которые «уважаемых бизнесменов» и подателей прошения с уверениями? — уточнил снова Сомов. — Так они в конец охуели со своими микрокредитами под триста процентов годовых на Пушкина. У меня сосед из-за постоянных звонков и угроз от коллекторов повесился. Приблуда у него такая была — всегда брать трубку. А это был лучший печник по области! Кто теперь вообще печки класть людям будет, кроме чёрно-ордынцев? А ведь брал всего двадцать тысяч на два месяца. Дочери на свадьбу. Да вот не смог отдать сначала тысячу. Приболел, затянул пару дней. Потом десять нагорело, пока выздоравливал. А как в себя пришёл и работать в полную силу начал, уже сотню должен оказался. И далее по нарастающей. Но пока за миллион не перевалило, сражался. Только на этот долг и работал днями и ночами. Пока очередная платёжка не подкосила.