Тоталитаризм и вероисповедания

более образованные рабочие примыкали скорее к политической революции, поддерживая в своем большинстве такие партии, как леволиберальные конституционные демократы (сокращенно: кадеты или Партия народной свободы, как они называли себя официально), меньшевики, эсеры. Рабочие низы, то есть вчерашние крестьяне-бедняки, скорее тоже примыкали в первую очередь к крестьянской социальной революции. И для них, как и для крестьян, такие цели как Учредительное собрание, какие-то права человека были абстракцией.

Все, чего они ждали от революции — это земли. Тут в головах крестьян была путаница, посеянная радикальными партиями, особенно ПСР, пропаганда которой была направлена главным образом в крестьянство. Вот они, да и кадеты внушали крестьянам, что все их беды окончатся, коль скоро у помещиков будет отобрана большая часть их земель и разделена между малоземельными крестьянами. Пропаганда эта была безответственной демагогией, ибо проблема была не в малоземелье — русский крестьянин обрабатывал для себя в среднем почти в два раза больше земли, чем его французский коллега и чуть ли не в пять раз больше, чем бельгийский крестьянин. Проблема была, как мы уже говорили, в общинной системе, лишавшей крестьянина стимулов к вложению сил и средств в повышение плодородия, и в нерентабельной общинной же системе наделения крестьян множеством делянок вместо одного большого участка — все во имя справедливости, — чтобы у всех крестьян были одинаковые наделы хорошей, средней и плохой землей. Другой проблемой сельского хозяйства был недостаток государственных капиталовложений и финансовой поддержки крестьян из-за упора на интенсивную индустриализацию и предельный экспорт сельхозпродукции для оплаты закупки за рубежом машин и прочих средств индустриализации[4]. Надо заметить, что, хотя в крестьянском пользовании накануне Первой мировой войны было около 80% всех сельхозугодий страны, экспорт сельхозпродукции шел

150

почти исключительно из крупных имений (как дворянских и дворцовых, так и тех, что принадлежали богатым крестьянам-единоличникам)[5]. Именно на них ставил ставку Столыпин в своих реформах, отвергая установку кадетов на отчуждение имений, что дало бы крестьянам примерно по полтора гектара добавочной земли, незначительно повысив их диету до рождения следующего ребенка, но решительно подорвало бы экспортные возможности России, а, следовательно, и ее индустриализацию.

Социалистическая и леволиберальная общественность и печать, не понимая или не желая понять реалистических экономических раскладок столыпинских экономистов, обвиняли их в бессердечии и реакционности и продолжали внушать крестьянам, что все их проблемы решатся ликвидацией имений, и обещали это сделать, как только они придут к власти. И вот пришли. Министром земледелия во Временном правительстве стал Виктор Чернов — председатель партии эсеров, ее основатель и автор ее программы. В Петроград к Чернову повалили крестьянские ходоки с вопросом, когда же начнется передел земли. Но одно дело находиться в оппозиции, другое — быть у власти. Ходокам отвечали, что вопросы эти будут рассмотрены специальными комиссиями и пр. Но слишком долго Чернов и его партия настраивали крестьян на захват власти, чтобы теперь с падением того строя, который тот же Чернов обвинял во всех грехах, крестьяне спокойно ждали милостей со стороны нового правительства. А тут явился Ленин с его лозунгами: «Земля крестьянам, фабрики рабочим!», «Грабь награбленное!» и «Конец войне!». В это время у Временного правительства был шанс вырвать инициативу у Ленина, приступить к сепаратным мирным переговорам с Германией. Весной и летом 1917 года Российская армия была еще силой, с которой немцы считались, и мирные переговоры в те месяцы могли окончиться вполне выгодными условиями для России и даже какими-то

151