Тотальные институты

Таким образом, в целом психиатрические больницы систематически обеспечивают циркуляцию информации о каждом пациенте, которую тот, скорее всего, хотел бы утаить. И эта информация, разной степени детальности, используется каждый день для опровержения утверждений пациента. При поступлении в больницу и во время диагностической конференции ему задают вопросы, на которые ему приходится давать ложные ответы, чтобы сохранить самоуважение, после чего сотрудники могут озвучивать правильные ответы. Санитар, которому он рассказывает свою версию своего прошлого и причины нахождения в больнице, может недоверчиво улыбнуться или сказать: «Я слышал другое» — в соответствии с практическим психиатрическим принципом возвращения пациента к реальности. Когда пациент обращается к врачу или медсестре в палате и просит предоставить ему дополнительные привилегии или выпустить его на свободу, в ответ ему могут задать вопрос, на который он не сможет правдиво ответить, не упомянув о своем постыдном поведении в прошлом. Когда он излагает свой взгляд на свою ситуацию во время групповой психотерапии, терапевт, выступающий в роли следователя, ведущего допрос, может пытаться развенчать его интерпретацию, позволяющую ему сохранить лицо, и выдвинуть интерпретацию, подразумевающую, что он сам виноват в случившемся и должен измениться. Когда он заявляет персоналу или другим пациентам, что с ним все в порядке и он на самом деле никогда не был болен, кто-то может в ярких подробностях напомнить ему, как он всего месяц назад скакал вокруг словно девчонка, провозглашал себя Господом Богом, отказывался говорить или есть или засовывал жвачку себе в волосы.

Всякий раз, когда персонал развенчивает заявления пациента, его представление о достойном поведении и социальные правила общения в группе равных заставляют его реконструировать свои истории, и всякий раз, когда он это делает, интересы надзирателей и психиатров могут побуждать их снова эти истории дискредитировать.

Эти вербально обусловленные взлеты и падения Я пациента имеют институциональную базу, тоже подверженную колебаниям. В отличие от общепринятого мнения, «палатная система» обеспечивает значительную социальную мобильность внутри психиатрических больниц, особенно в первый год пребывания пациента. За это время он, скорее всего, один раз сменит отделение, три или четыре раза — палату и несколько раз — право покидать больницу, причем как в лучшую, так и в худшую стороны. Каждое из этих перемещений предполагает радикальное изменение в уровне жизни и в доступных материалах для самоутверждения, изменение, эквивалентное по размаху, например, перемещению вверх или вниз в классовой системе общества. Кроме того, другие постояльцы, с которыми он частично идентифицирует себя, будут перемещаться аналогичным образом, но в других направлениях и с другой скоростью, что будет вызывать у него ощущение социальных изменений, даже если сам он напрямую в них не участвует.

Как отмечалось выше, психиатрические теории могут усиливать социальные флуктуации в палатной системе. Так, с точки зрения современной психиатрии палатная система является чем-то вроде социальной теплицы, в которой пациенты сначала представляют собой социальных младенцев, но через год оказываются в палатах для выздоравливающих в качестве ресоциализированных взрослых. Эта точка зрения существенно увеличивает значимость и достоинство, которые персонал приписывает своей работе, и обусловливает определенную слепоту, особенно на высших уровнях больничного персонала, к иным точкам зрения на палатную систему, например к мнению, что она является методом дисциплинирования непокорных лиц с помощью поощрений и наказаний. В любом случае это представление о ресоциализации обычно заставляет преувеличивать как то, в какой мере пациенты из плохих палат неспособны к социализированному поведению, так и то, в какой мере пациенты из хороших палат готовы и хотят участвовать в социальной игре. Поскольку палатная система — нечто большее, чем камера для ресоциализации, постояльцы находят много причин «косячить» или ввязываться в неприятности, а значит — и много поводов, чтобы утрачивать имеющийся статус и занимать менее привилегированные позиции в палатной системе. Официально эти понижения в статусе могут трактовать как рецидивы психической болезни или нравственный регресс, чтобы не подрывать идею ресоциализации; подобные трактовки превращают простое нарушение правил и последующее понижение в статусе в фундаментальное проявление Я виновника. Соответственно, повышения в статусе, которые могут обусловливаться переполненностью палаты, потребностью в «работоспособном пациенте» или другими психиатрически нерелевантными причинами, могут рассматриваться как глубинное выражение всего Я пациента. Персонал может ожидать от пациента, что он начнет прикладывать усилия к тому, чтобы «выздороветь» менее чем за год, и поэтому ему будут постоянно напоминать о необходимости мыслить в категориях своей успешности и неуспешности[289].