Тотальные институты

В этом контексте постояльцы могут обнаруживать, что понижение морального статуса — не такая страшная вещь, как они себе представляли. В конце концов, нарушения, которые приводят к этим понижениям в статусе, не могут сопровождаться юридическими санкциями или понижением до статуса психически больного пациента, поскольку они уже им обладают. Кроме того, никакое нарушение в прошлом или настоящем не может быть настолько тяжелым, чтобы пациента изгнали из сообщества пациентов, поэтому отклонения от правильного образа жизни частично утрачивают свой стигматизирующий эффект[290]. Наконец, соглашаясь с больничным описанием своего проступка, пациент может становиться на «путь исправления» и претендовать на сочувствие, привилегии и поблажки со стороны персонала, который должен его поощрять.

Способность жить в условиях постоянной угрозы разоблачения и резкого изменения отношений, почти не имея возможности влиять на возникновение и прекращение этих отношений, является важной ступенью в социализации пациента, ступенью, которая говорит кое-что важное о том, что значит быть постояльцем психиатрической больницы. Когда твои прошлые ошибки и прогресс в настоящем находятся под постоянным моральным надзором, приходится адаптироваться, переставая придавать нравственное значение эго-идеалам. Неудачи и успехи становятся слишком важным и непостоянным аспектом жизни, чтобы продолжать беспокоиться о том, что другие думают по их поводу. Придерживаться устойчивых представлений о себе становится почти невозможно. Постоялец обычно приходит к выводу, что деградациям и реконструкциям Я не стоит придавать слишком большого значения, одновременно замечая, что персонал и постояльцы относятся к инфляции и дефляции Я с определенным безразличием. Он понимает, что наиболее удобный для защиты образ Я — это представление о Я как о чем-то, что существует за пределами индивида, что можно конструировать, утрачивать и восстанавливать, причем очень быстро и хладнокровно. Он осознаёт, что вполне может занять позицию — а значит, и выстроить соответствующее Я, — отличающуюся от той, которую больница может ему предоставить и которой она может его лишить.

Таким образом, обстановка психиатрической больницы способствует чему-то вроде космополитической утонченности, гражданской апатии. В этом несерьезном, но при этом удивительно обостренном моральном контексте выстраивание или разрушение Я превращается в бесстыдную игру, а способность рассматривать этот процесс как игру приводит к определенной деморализации, поскольку игра носит фундаментальный характер. Поэтому в больнице постоялец может усвоить, что Я — это не крепость, а скорее маленький открытый город; ему может надоесть необходимость выказывать удовлетворение, когда этот город занят своими войсками, и недовольство, когда его занимают войска противника. Как только он узнаёт, что происходит, когда общество определяет тебя в качестве индивида без устойчивого Я, это угрожающее определение — угрожающее, поскольку оно помогает приковывать людей к тем Я, которые общество им предписывает, — теряет силу. Пациент достигает новой вершины, когда понимает, что он может выжить, поступая, с точки зрения общества, саморазрушительно.

Можно привести несколько иллюстраций этого ослабления морали и морального равнодушия. Сегодня в государственных психиатрических больницах существует своеобразный «мораторий на браки», поддерживаемый пациентами при большем или меньшем попустительстве персонала. На пациента, который в больнице «водит шашни» одновременно более чем с одним партнером, другие пациенты могут оказывать неформальное давление, но если кто-то временно сблизится с одним представителем противоположного пола, никаких негативных санкций не последует, даже если известно, что оба партнера состоят в браке, имеют детей и даже регулярно навещаются членами своих семей. Словом, в психиатрических больницах разрешается снова начинать ухаживания при условии, однако, понимания того, что это не приведет ни к чему постоянному или серьезному. Подобно круизным или курортным романам, эти связи свидетельствуют об отгороженности больницы от внешнего общества, которая превращает ее в отдельный мир, служащий интересам его обитателей. И, конечно, этот мораторий отражает отчуждение и враждебность, которые пациенты испытывают в отношении тех людей во внешнем мире, с которыми они были тесно связаны. Но в то же время он свидетельствует об ослабляющем эффекте жизни в мире внутри мира, в условиях, которые не позволяют относиться с полной серьезностью ни к одному из них.