Тотальные институты

Если подобные предположения насчет своего и чужого Я заложены в формальном договоре, то есть в узах, которые вообще-то должны быть максимально независимы от личных пристрастий и характера участников, тогда в основе остальных, менее строгих типов связей должно лежать еще большее количество предположений насчет Я участников. В узах вроде дружбы или родства, в рамках которых, как иногда говорят, можно просить обо всем, что явно не запрещено, важное допущение, позволяющее быть хорошим другом или настоящим братом, заключается в том, что человек действительно является тем, кто может быть хорошим другом или настоящим братом. Если кто-то оказывается неспособным содержать жену и четырех детей, он становится человеком, который может не справиться с подобной задачей.

Если любой тип уз предполагает обширные представления о человеке, связанном ими, тогда следует поставить вопрос о том, как индивид обходится с таким определением самого себя.

Есть радикальные варианты. Он может открыто пренебрегать своими обязательствами, отстраняться от того, с чем он был связан, и не стыдиться чужих переопределяющих взглядов. Он может не признавать те представления о себе, которые предполагаются его узами, но не проявлять эту отчужденность в своих действиях. Он может признавать тот способ определения себя, который предполагает его вовлеченность, являясь тем, кем он, по мнению других вовлеченных сторон, должен быть.

На практике индивид часто сторонится всех этих крайностей. Он старается не принимать полностью все допущения о самом себе, предполагаемые его узами, позволяя себе демонстрировать определенную незаинтересованность даже при исполнении своих основных обязательств.

Именно эту тему выражаемой дистанции и некоторых шаблонов поведения, лежащих в ее основе, я и хочу здесь рассмотреть. Я предлагаю обсудить, главным образом, одну социальную единицу — «инструментальные формальные организации». При этом я буду опираться преимущественно на материалы исследования психиатрической больницы как одного из примеров таких организаций.

II

«Инструментальную формальную организацию» можно определить как систему преднамеренно скоординированных действий, направленных на достижение общих эксплицитных целей. Ее продуктом могут быть материальные артефакты, услуги, решения или информация, которые могут распределяться среди участников организации множеством способов. Предметом моего интереса будут в основном формальные организации, размещающиеся в отдельном здании или комплексе близко расположенных зданий; для удобства я буду называть такую огороженную стенами единицу общественным учреждением, институтом или организацией.

Мой вполне традиционный подход требует нескольких уточнений. Формальные организации могут иметь множество несовместимых официальных целей, у каждой из которых могут быть свои приверженцы, причем могут существовать сомнения насчет того, какая из этих фракций должна говорить от имени всей организации. Кроме того, если цель вроде сокращения затрат или обеззараживания может объективно применяться в виде подробно прописанного стандарта ко многим более мелким видам деятельности, осуществляемым внутри некоторых организаций, то у других учреждений, таких как некоторые клубы и общественные досуговые центры, нет целей, выступающих однозначным стандартом, с которым следует соотносить детали жизни внутри учреждения. В третьем типе формальных организаций официальная цель может иметь небольшое значение, а главной задачей может быть сохранение или выживание самой организации. Наконец, физические границы, такие как стены, могут в конечном счете быть случайной, а не аналитически ценной характеристикой организаций[293].

Огороженные стенами организации имеют одну особенность, которая также присуща некоторым другим социальным единицам: часть обязательств индивида заключается в том, чтобы в надлежащее время зримо участвовать в деятельности организации, для чего он должен мобилизовывать свое внимание и мускулатуру и подчиняться текущей деятельности. Подобная обязательная включенность в деятельность организации обычно считается символом, как приверженности, так и привязанности индивида и, потому, согласия с тем представлением о своей природе, которое предполагается членством в организации. Поэтому любое исследование того, как индивиды адаптируются к таким способам их идентификации и определения, должно обращаться к тому, как они демонстрируют включенность в организационные практики.

III