Тотальные институты

Тотальные институты часто претендуют на то, что они заботятся о реабилитации, то есть о восстановлении механизмов саморегуляции постояльца, чтобы после выхода он по собственной воле придерживался стандартов учреждения. (Предполагается, что персонал, впервые оказываясь в тотальном институте, уже способен к подобающей саморегуляции и, как и представители учреждений других типов, соответствует идеалу: ему нужно лишь овладеть правилами.) На деле эта претензия на изменение постояльца редко реализуется, и даже когда происходит долговременное преображение, изменения часто не соответствуют замыслам персонала. За исключением некоторых религиозных институтов, ни процессы лишения, ни процессы реорганизации не оказывают длительного эффекта[183], отчасти — из-за практик вторичного приспособления, существования контрморали и склонности постояльцев комбинировать все стратегии и не высовываться.

Конечно, сразу после выхода постоялец, скорее всего, будет восторгаться свободами и радостями гражданского статуса, на которые обычные люди, как правило, совершенно не обращают внимания, — резкому запаху свежего воздуха, возможности говорить, когда захочешь, расходованию целой спички на сигарету, возможности перекусить в одиночку за столом, предназначенным для четверых[184]. Одна пациентка психиатрической больницы, вернувшаяся в больницу после выходных, проведенных дома, описывает свой опыт кругу внимательно слушающих друзей: «Я встала утром, пошла на кухню и сделала себе кофе; это было чудесно. А вечером мы выпили пару бутылок пива и сходили поели чили; это было потрясающе, очень вкусно. Я ни на минуту не забывала, что я свободна»[185]. Тем не менее, вскоре после выхода бывший постоялец, похоже, забывает многое из своей жизни внутри института и вновь начинает считать само собой разумеющимися привилегии, вокруг которых была организована жизнь в институте. Чувство несправедливости, ожесточенность и отчужденность, столь типичные для постояльца и столь часто составляющие этап его моральной карьеры, после выхода начинают ослабевать.

Но то, что остается у бывшего постояльца от его институционального опыта, говорит нам кое-что важное о тотальных институтах. Очень часто попадание в институт означает для новичка, что он получил статус, который можно назвать опережающим: его социальное положение в стенах института не просто радикально отличается от положения, которое он занимал снаружи, но и, как он узнаёт, если и когда он выйдет, оно никогда не будет снова в точности таким же, как до попадания туда. Если этот опережающий статус относительно благоприятен, как в случае выпускников офицерских училищ, элитных морских училищ, престижных монастырей и т. д., можно ожидать, что будут проходить официальные торжественные встречи выпускников, заявляющих о гордости своей «школой». Если же опережающий статус неблагоприятен, как в случае тех, кто выходит из тюрем или психиатрических больниц, можно использовать термин «стигматизация» и ожидать, что бывший постоялец будет стремиться скрывать свое прошлое и «обходить эту тему стороной».

Как указал один исследователь[186], важным рычагом в руках персонала является власть уменьшать стигматизацию при освобождении. Начальство армейских тюрем может предоставлять постояльцам возможность вернуться на службу и, потенциально, получить почетную отставку; администраторы психиатрических больниц могут выдавать «чистую медицинскую карту» (выписывать индивида как полностью излечившегося), а также давать личные рекомендации. Это одна из причин, по которой в присутствии персонала постояльцы иногда изображают энтузиазм по поводу того, что институт делает для них.