Тотемские воры, разбойники и ведьмы

Строитель Ферапонт, очевидно, был местным жителем, так как в деле упоминаются его родные братья — Онтропка и Тараско Шумиловы. На разбой братья ходили вместе, привлекая для этого дела ещё некого Еську — крестьянина той же Рубежской волости, а также, возможно, и других местных мужиков. Тараско Шумилов и раненный на разбое Еська скрылись от тотемских и царевских преследователей где-то в той же волости «у соседей своих». Их так и не удалось разыскать по горячим следам, поскольку «приказной человек» боярина Бориса Бутурлина Василий Гладкий их «утаил и приставам не отдал». В Тотьму увели только старца Ферапонта, его брата Онтропку, их невестку Федорку да одного рубежского и двух тафтенских мужиков, имена которых в деле не называются[33].

В Тотьму с ними доставили и улики, обнаруженные приставами в деревне Нишма, «в голбце» и «в подполье» избы, принадлежавшей Тараске Шумилову, — это были вещи, похищенные из дома царевского крестьянина Васьки Тарасова: «полукафтанье кумачное, шапка мужская суконная красная, женский сарафан крашенинный, да белья рубах и иные разные рухледишки». Обследовали погонщики также и Тафтенскую пустынь, где тоже нашлась «разбойничья рухлядь»: рубашонка и платок с кровью, сушёные травы и коренья «в семи узлах». Среди найденных там улик упоминается даже «ряженая волосяная борода», которую тати применяли для того, чтобы скрыть свои лица. Часть этих вещей была изъята из дома крестьянина Тараски Шумилова, а другая часть — из кельи строителя Ферапонта. Недалеко от пустыни — «по конец поля в лесу» — приставы нашли ещё два стана «воровских людей»[34]. Видимо, это были небольшие избушки, похожие на те, что делают для себя охотники и рыболовы в вологодской тайге и до сих пор.

Таким образом, в материалах «разбойного дела» старца Ферапонта недавно основанная православная пустынь предстала уже не как святая обитель, а как настоящее разбойничье гнездо, откуда совершались нападения на соседние волости и где хранилось награбленное добро.

В Архиве Санкт-Петербургского института истории РАН, в коллекции известного вологодского краеведа XIX в. П. И. Савваитова, находится на хранении несколько документов, непосредственно связанных с «разбойным делом» тафтенского старца Ферапонта: две «отписки» и «подорожная память» воеводы Андрея Яковлевича Непейцына, а также «отписка» вологодского архиепископа Симона[35]. Все документы датированы 1671 годом. Отметим, что на эти акты из коллекции П. И. Савваитова впервые указала д.и.н. М. С. Черкасова в книге «Архивы вологодских монастырей и церквей XV–XVII веков», но отнесла их принадлежность к Рябининой Казанской пустыни на реке Маслене (Масляной) в Вологодском уезде[36].

В одной из этих воеводских «отписок» даётся полное название основанного старцем Ферапонтом монастыря: «Тотемского уезду Тафтенского улусца пустынь Пресвятыя Богородицы Казанские»[37]. Точное расположение пустыни из контекста документов установить пока что не удалось. Единственная привязка дана к деревне Нишма, от которой она находилась «всего в трех верстах»[38]. Если наложить эти скудные сведения на карту, то можно предположить, что Казанская пустынь располагалась на мысу при впадении реки Кетлы в Тафту.

По состоянию на 1671 год, в Тафтенской пустыни была (как минимум) одна деревянная церковь, освящённая в честь иконы Казанской Божьей Матери. Имелся ли там второй храм — неизвестно. Документы сообщают также о келье, в которой обитал настоятель Ферапонт. Вероятно наличие и «братской» кельи, а также небольшой колокольни и какой-то ограды («заплота») со Святыми воротами. Так выглядели в то время на Русском Севере многие другие небольшие пустыни. У Тафтенской обители могли быть и земельные владения, возможно, принадлежавшие изначально самому Ферапонту, а также «вклады» его братьев Онтропки и Тараски либо кого-то из других крестьян. Земля — непременный атрибут небольших северных обителей, которая являлась их экономической основой.

Необходимо обратить внимание на «каноническую» часть названия пустыни — Казанская. Отметим, что около середины XVII столетия в пограничье Вологодской и Тотемской земель появилось сразу несколько одноимённых Казанских монастырей. Процесс такого храмоименования оживился в Московском государстве после 1649 года, когда, согласно царской «окружной» грамоте, по всей православной России установилось ежегодное празднование в честь Казанской иконы Божьей Матери[39]. Южнее Тафтенской пустыни, в пределах того же Тотемского уезда, на реке Сухоне стояла Казанская (с 1720-х годов — Богородице-Рождественская) Голубинская пустынь. Неподалёку находилась и Казанская Княгинина пустынь, основанная известным аскетом (впоследствии «расколоучителем») старцем Капитоном. Обычным легендарным объяснением возникновения таких монастырей служило «явление» чудотворной Казанской иконы Божьей Матери.