Тотти. Император Рима

Домой мы вернулись в полтретьего, Кристиан и Шанель дремали. Открылись ворота, и Илари сразу отметила, что на кухне горит свет. Что случилось? Я высадил ее, прежде чем поставить машину в гараж, и когда вошел в дом – две минуты спустя, – меня охватило беспокойство. Изабель дышала с трудом, няни были в суматохе. Что делать? Илари позвонила своей маме, которая жила по соседству, и они поехали в больницу «Бамбино Джезу». Я уложил детей и сел на диван, ожидая новостей. Тревога была такая, что я начисто позабыл обо всем – о прошедшем дне, о прошедших месяцах, о всей карьере. Случившееся с Изабель заслонило все, или, лучше сказать, прожекторы теперь сместились со всего, что происходило со мной, на нее, и держали ее в своих лучах невыносимо долго. Я хотел только того, чтобы с ней все было хорошо, я просил только об этом, и когда Илари прислала СМС, что Изабель лечат, мой выдох облегчения слышен был, наверное, во всей Италии. Затем Илари прислала еще два СМС, картина прояснилась: врачи сказали, что это ларингоспазм, сужение голосовой щели, затрудняющее дыхание, из-за аллергии или вируса. Когда они узнали, что она моя дочь и весь вечер провела на поле «Олимпико», сказали, что, вероятно, там и подхватила что-то. Ничего такого, что не поддавалось бы лечению антибиотиками.

Я НАПОМНИЛ ВСЕМ, ЧТО БЫТЬ РИМЛЯНИНОМ И «РОМАНИСТОЙ» – ЭТО ПОЧЕТНО И ЧТО БЫТЬ КАПИТАНОМ МОЕГО НАРОДА СТОЛЬКО ЛЕТ – ЭТО ОГРОМНАЯ ЧЕСТЬ.

Конечно, никакой взаимосвязи – если не брать в расчет ее присутствие на поле – с завершением моей карьеры в этом не было. Однако когда я успокоился, то думал лишь о том, что настоящая жизнь подала мне сигнал: праздник закончился, Франческо, ты достаточно поразвлекался. В семь утра Илари вернулась с Изабель – дочка тихо спала. Самый длинный день в моей жизни наконец-то закончился.

Потом был трехмесячный отпуск, во время которого я встретился в Лондоне с Паллоттой и Бальдини, о чем я вам уже рассказал. Затем я вернулся, пытаясь «отнять работу» у нового спортивного директора Мончи – испанца, который потрясающе проявил себя в «Севилье» и с первых дней показал себя вежливым и готовым разделить со мной свой труд. «Рома» в эти годы стала очень солидной командой, не подверженной финансовой турбулентности, и, когда я езжу по миру, представляя клуб – например, на жеребьевке Лиги чемпионов, – к нему чувствуется всеобщее уважение. К клубу и, конечно, ко мне. Когда я закончу учиться, думаю, что лучшей должностью для меня будет работа в тренерском штабе, в контакте с командой и тренером, потому что я отлично знаю, что им нужно, чтобы работать на максимуме. И еще позволю себе сказать, что я вижу в игроках будущих мастеров сразу или, по крайней мере, раньше других. Мне достаточно увидеть остановку мяча, удар или дриблинг, чтобы понять, сколько места занимает футбол внутри паренька. Если его талант выше определенного порога, то он в каком-то смысле общается с моим талантом. Это такая особенная магия.

Я полон решимости проявить себя на новом этапе своей карьеры, но тот старый этап никогда не будет забыт еще и потому, что он по большей части запечатлен на пленке, и мне достаточно пульта, чтобы совершить прекрасное путешествие в прошлое. Но надо бы отвести Кристиана к хорошему окулисту: вечером он застал меня на диване, когда я смотрел подборку старых голов, еще времен Земана, и спросил, почему я плачу. Чудак. Это у меня аллергия. Насморк. Да еще и какая-то мошка в глаз попала.

Благодарности

Когда Паоло Кондо предложил мне написать вместе историю моей жизни, я тут же согласился, потому что в тех интервью, которые он брал, я увидел и полюбил то, как глубоко он раскрывает личность. Однако я должен был предоставить ему «сырье», которое у меня есть – сорок лет воспоминаний, – плюс то, что сохранилось в памяти тех, кто был рядом со мной в этом долгом путешествии. Я попросил помощи у мамы, Фьореллы, и папы, Энцо, чтобы реконструировать мое детство. Мой брат Риккардо и мой кузен Анджело были неоценимы для воспоминаний о самых смешных случаях из моего подросткового возраста. Бесценные друзья, такие как оба Джанкарло – Пантано и Чиккаччи, – вынули из памяти те эпизоды, которые я не забыл, но которые располагались в моей голове под тонким слоем пыли. Я не раз улыбался, слушая вновь эти истории; я сопоставил мои юные годы с нынешними, годами отцовства. Думаю, что Кристиан и Шанель – а однажды и Изабель – изрядно посмеются над кое-чем из того, чем занимался их папа в детстве.