Тоуд-триумфатор

ПО ПРИКАЗУ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ СУДА»

Не надо думать, что Тоуд не оценил цветов. Совсем напротив! Он добродушно нюхал их, как мог бы нюхать хорошо зажаренную телячью ногу, не скрывал своего удовольствия и даже чересчур громко объявил:

— Цветы, достойные королевы!

Тоуд сплясал от радости, впав в то же самозабвенное состояние, в котором сегодня управлял катером. То легко срывая, то с корнем выдергивая растения, он приступил к составлению самого большого, самого роскошного, самого ароматного букета. Он действовал, как всегда, импульсивно, нимало не задумываясь о последствиях, оставляя за собой руины, сея беспорядок и разрушение.

Вполне удовлетворенный, радостно напевая себе под нос, как и пристало влюбленному, нашедшему наконец достойный подарок для любимой, Тоуд стал искать дорогу обратно, к выходу из оранжереи, но не сразу нашел ее. В такой огромной оранжерее одну тропинку можно легко спутать с другой, один ряд растений с другим, особенно если большинство лучших цветов сорваны и остались лишь скучные и одинаковые листья, вот Тоуд и заблудился.

Видно, самой Судьбой ему было назначено завернуть за угол и вдруг оказаться у застекленной двери. И через стекло он увидел ярко освещенную комнату, всю из золота и зеркал, уставленную мраморными статуями. Но мебели там было очень мало.

Посередине комнаты Тоуд увидел трех джентльменов уже не первой молодости, которые на возвышении составляли композицию, значительно менее помпезную, чем та, которую несколько недель назад придумал для себя Тоуд.

Один из джентльменов, в котором Тоуд опознал Председателя суда, просто сидел в дубовом кресле и, по всей видимости, олицетворял Правосудие.

Второй джентльмен, которого, как Тоуд с неудовольствием вспомнил, ему уже приходилось видеть раньше, хоть и не в этой льняной простыне, задрапированной вокруг его хилого торса, представлял Закон.

— Ой-ой-ой! — огорченно пробормотал Тоуд, крепче сжав краденый букет. — Да тут сам Председатель суда… И начальник полиции тоже!

Кинув беглый взгляд на третью фигуру, он вопросил себя:

— Неужели это?..

Он сразу же понял, что не обознался. Случилось то, чего он боялся: он находился в непосредственной близости от людей, которых меньше всего хотел встретить, тем более всех вместе. Ибо третий джентльмен, что стоял позади первых двух, держа в руке посох, являл собой аллегорию Церкви.

«Это тот самый епископ, хозяин оранжереи, в которую я свалился в прошлый раз», — сказал себе Тоуд, постаравшись придать хоть отчасти положительную окраску воспоминанию об этом печальном происшествии.

В комнате находились еще две персоны, хотя Тоуд заметил только одну из них. Ведь там, отделенная от него стеклом, приглушавшим ее голос, но позволявшим, тем не менее, наблюдать ее энергичные жесты и мощную фигуру, была его кузина, мадам д'Альбер. Тоуд увидел ее, когда она подталкивала, подвигала, поправляла — в общем, придавала моделям позы, в которых она собиралась сначала нарисовать их, а потом воплотить в мраморе как скульптурную группу.

Другая же персона… Но прежде чем Тоуд смог осознать то, что он увидел, его уже приветствовал некий дряхлый джентльмен с граблями в руках. Это был главный садовник (бывший), который к тому времени уже более шестидесяти лет верой и правдой служил его светлости, отцу его светлости, а до этого — и его отцу, а начал на огороде двенадцати летним мальчишкой.

О неверная Судьба, что улыбается таким мошенникам, как Тоуд, но поворачивается спиной к достойнейшим старым джентльменам, впавшим в немощь и, как это неизбежно случается, ожидающим через два дня полной отставки. Каких-то сорок восемь часов — и этот добрый человек прожил бы остаток дней в полном довольстве, а репутация его двенадцати детей и тридцати шести внуков осталась бы чистой, как первый снег.

Но этому не суждено было случиться.

— Папаша, — пренебрежительно сказал Тоуд, — дай-ка мне эти грабли и убирайся с дороги, мне работать надо!

Работать! А разве не работал бессловесный садовник?

Разве не он любовно вырастил Orchis celebrata, которая цветет раз в девять лет и цветок которой только что безжалостно сорвал Тоуд?

Работать?! Разве не старый садовник выходил Acer Himalaya, которую его светлость сам привез из своего путешествия в Непал в 1889 году и у которой всего лишь неделю назад завязались семена!

Работать?!! Да вы посмотрите на его узловатые, распухшие от артрита руки! Обессилевший старый главный садовник и слова не мог вымолвить, пока эти горькие мысли проносились в его обессилевшем мозгу, — так он был потрясен! И он позволил Тоуду взять грабли из его трясущихся рук, не оказав никакого сопротивления, но убраться с дороги достаточно быстро он не смог.

Да, с настоящей любовью всегда возникают сложности, особенно у тех, кто встает на ее пути.

— Хватит лодырничать! Посади еще несколько растений, если тебе делать нечего! — крикнул бессердечный Тоуд, отпихнув старика на ближайшую клумбу и пронесшись мимо него с самой решительной физиономией.