Товар для Слона

— А сегодня по вашему приказу задушили шофера Иванова, который выполнил это убийство, спровоцировав аварию.

У Джихангирова отвалилась челюсть:

— Ка… какой шофер?! Какой Иванов?! Первый раз в жизни такую фамилию слышу! Ну гражданин капитан, ну подумайте сами, между прочим: если я уже с господином мэром договорился, я его буду беречь, как родного отца! Он же теперь будет мое дело защищать от всех, чтобы не мешали, как бы я иначе стал вкладывать деньги акционеров, если бы не имел надежной защиты?.. А-ай, как я теперь буду вкладывать деньги?!

Он умолк, опустил голову.

— Я думаю, вам теперь не так скоро придется вкладывать деньги…

Джихангиров горестно закивал. Вздохнул:

— Детей жалко, жену жалко. Отец в тюрьме — кто их накормит? Какая судьба несправедливая, между прочим: никого не убил, не ограбил, не украл, только хотел хорошее дело сделать! И все из-за того, что у мэра сердце болело и рука дрожала! Чувствовал бы он себя хорошо — и я бы здесь у вас не сидел, между прочим. А он ведь и пятого себя плохо чувствовал, тоже нитроглицерин кушал…

— Так вы признаете, что пятого ноября видели мэра?

Джихангиров удивился:

— А почему я не должен признавать? Он мне сам позвонил, назначил встречу в восемь тридцать вечера возле Пушки. Подъехал вовремя, я к нему сел, поговорили минут десять-пятнадцать, не больше — у него сложности возникли, кому-то он раньше этот участок обещал, надо было дать отступные, три тысячи. Я, конечно, не отказался, предложил сейчас же и заехать, но он торопился домой, пообещал назавтра перезвонить. Теперь уже никогда он никому не позвонит… Так жалко, очень хороший человек был, с таким можно работать…

Феликс Рустамович горестно вздохнул и покачал головой.

Капитан видел, что излагает допрашиваемый очень складно, без запинки, и объективные факты приводит точно. Да, вполне мог покойный Коваль в тот вечер оказаться возле военного мемориала на углу Проспекта и улицы Освобождения именно в это время — и тогда, кстати, объясняется прореха в пятьдесят минут между его отъездом из дома матери и моментом аварии. Суммы, правда, называет несерьезные — то ли чтобы снизить тяжесть преступления, то ли действительно Коваль, до того взяток не бравший, ещё не освоился с ценами…

Казьмин спохватился, что уже готов поверить жулику — а возможно ведь и другое объяснение: излагает гладко, потому что сто раз отрепетировал текст, и факты в этот текст вставлены убедительные, твердо укладывающиеся в известную картину. Вот это больше похоже на правду: конечно, работал он не от себя, а от Арсланова, конечно, куда спокойней ему сесть не за соучастие в убийстве, а за дачу взятки, срок там ерундовый, Арсланов обеспечит благополучие его семье, а ему самому — мирную отсидку с досрочным освобождением и последующей щедрой компенсацией. И Арсланова он в таком случае полностью отмазывает от убийства…

Хотя… Будь оно проклято, это сволочное время! Правильно говорит, паскуда, все берут, все дают. И хоть твердили ребята в один голос, что Коваль чистый, но мало ли… Ведь и в самом деле никто не знает, во что ему влетали поездки в Столицу, зато все знают, что там хапуга на хапуге, со всей державы отобранные и собранные…

Он чувствовал, что в данную минуту у него нет на руках козыря, который можно выложить перед скользким «Меценатом», такого, чтоб шарахнул между рог и опрокинул все его гладкие речи. Ну что ж, пускай посидит, а козыри придется тем временем искать. Жулик он первой гильдии, но под следствием пока не был, а потому не понимает: любое, самое складное вранье — первый шаг за решетку. Как только показал что-то конкретное, у следствия появляется шанс — раскопать, опровергнуть и прижать.

Вот теперь ясно, что нужно искать: установить, где был мэр на самом деле, установить, был ли таинственный конкурент, от которого мэру нужно было откупаться, установить, кто, как и зачем убил шофера Иванова…

Капитан дал Джихангирову подписать протокол, поинтересовался между прочим, понимает ли тот, что уже посадил себя в тюрьму, и посоветовал хорошо подумать, благо больше в камере делать нечего.

* * *

Кучумов подошел к окну и закрыл форточку. В Управлении уже топили, и свежий воздух не помешал бы, но снаружи тянуло противной смесью выхлопных газов и сырых гниющих листьев. Глянул вниз — ночь на дворе, а упакованные все раскатывают на своих иномарках, красные стоп-сигналы отражаются в мокром асфальте…

Протокол допроса директора «Мецената» лежал на столе. Все в точку. Все неясные места прояснились. Неприятно, конечно, что покойный Коваль оказался не лучше других, но понять его можно. И Джихангиров этот предлагает вполне логичные объяснения. А что Слон возражает, мол, не требовалось Ковалю брать у кого-то, когда Слон ему в любой момент устроил бы сколько надо, — так есть ведь простая человеческая психология: ты мне друг, я тебе друг, а как только легли между нами деньги — все, дружба врозь…

Но как же с убийством мэра? А никак, не было никакого убийства, с самого начала понятно, что простое ДТП, несчастный случай.

Но зачем тогда убили шофера? Кому он мешал?