— Я пойду приму душ, — сказал Савва и ушел в закуток.
— Как здесь все слышно! — раздалось рядом по-русски. Открылась дверь. Выглянула мать Варламовых.
— А у вас тот же беспредел, да? — По коридору шла Алла Демидовна. Рая семенила следом. — У вас-то что! А у нас! Мы прямо с ними соседи, представляете! Никогда еще со мной такого не бывало. А что им скажешь? Я и не знаю как. Сказала — они не поняли. Иду гида звать.
Шаркая, они ушли к лифту. «Ма, мы идем ужинать?» — услышала Мила прежде, чем соседняя каюта закрылась. В душе вода текла тихо.
Три страны, три ночных, шестьсот километров пути, два парома (туда и обратно). Финляндия — обзорная, музей, храм; Швеция — обзорная, музей, свободное время; Дания — обзорная, Русалочка, Эльсинор; да — не забыть сказать им, что Копенгаген по-датски звучит совсем иначе.
Он заранее знает, что всех их ждет. И чего ждать от каждого из них. Момент личного любопытства полностью исключен. Это удел салона (двадцать человек, детей нет). Они робеют или же, наоборот, вдруг наглеют, стоит только проехать границу, а для него все это музей. Адреса и названия — импульс к тому, что говорить в микрофон. Велосипедисты, молодые пары с двухместными колясками, пенсионеры с лыжными палками, занимающиеся спортивной ходьбой, хиппующее старичье из копенгагенской Кристиании — все то, на что его туристы реагируют очень живо, всякий раз возникало в одних и тех же местах. Он не был уверен, что они не замирают, подобно восковым фигурам, стоит их автобусу свернуть на другую улицу. В музее ничто не может меняться, разве что погода. Но и ее он разучился замечать.
Вне автобуса — бутафория, для него реален только салон. Двадцать человек со своими интересами и потребностями, духовными, покупательскими, физиологическими. Он для них творец
«Заранее?» — думал он теперь, на обратном пути, касаясь в кармане чужой зубной щетки.
Это было своего рода развлечением. Он наблюдал, как они каждый раз чуть отстают, идут нарочито медленно, разговаривают. Он ни разу не окликнул их, но всегда делал так, чтобы они знали: он их видит. Только они ни разу не смутились от этого. Та, что пополней, могла подолгу разговаривать с продавцами в магазинах, выбирая одежду, сувениры и просто так. Потоньше — обычно держалась в стороне, носила пакеты с покупками.
Однажды полная спросила, как она может позвонить из гостиницы по городу (это было в Стокгольме). Он объяснил и ничего не спросил у нее.
В Копенгагене у них было свободное время. Много свободного времени — почти целый вечер. Он видел их последний раз в одном из магазинчиков на бульваре Андерсена, а потом они не пришли на автобус, чтобы ехать в гостиницу на окраине, почти за город.
Он все равно подтвердил их регистрацию и взял себе ключи. Они пришли в половине первого. Доехали сами. На городском транспорте, сказала полная. И поблагодарила за то, что предупредил заранее: Копенгаген по-датски и правда звучит совсем иначе.
Именно тогда, на следующее утро после этого, Алла Демидовна, Б4, спросила его, часто ли бывает так, что кто-то отстает от автобуса.
— Да каждый раз! — оптимистично заявил гид в микрофон. — Иногда люди сами догоняют, была у меня такая дама, всю Швецию за нами ехала. Другие звонят, и я объясняю им, как нас найти. Но ведь бывают такие, которые
И он усмехнулся в микрофон. Вроде чего нас бояться?
«Да уж, чего нас бояться», — подумал теперь, ощупывая в кармане зубную щетку. Выцветше-рыжую. Без надписей.
За огромными полукруглыми окнами на носу корабля со всей его исполинской высоты острова появлялись фантастически, нереально. Они будто выныривали из моря, проплывали рядом и вновь уходили под воду. На них были сосны, редкий снег, мокрый песок и большие, почти круглые камни. Черные птицы крутились над соснами, строгими, мачтовыми. Черная вода была в белом вареве крошеного льда. Когда навстречу проплыл другой паром, он тоже походил на остров, но оставил после себя эбонитовый след.