Товарищ Анна (сборник)

Только в начале мая, задавив и гордость свою, и обиду, Валька приехал и долго звонил в домофон. Никто не отвечал снова, но теперь он шмыгнул вместе с кем-то в подъезд, поднялся на нужный этаж и стал жать на звонок. Он звонил так долго, что зашевелились за другими дверями, и Валька ощутил спиной, как из всех глазков на него смотрят любопытствующие соседи. Ему стало неприятно, и он ушел, отправился в Кузьминки, хотя сам не понимал зачем. Но в нужном доме, над знакомым подвалом, висела розовая гламурная вывеска «Парикмахерская», и толстая, вульгарно одетая женщина в голубом переднике курила у входа. Валька тупо смотрел то на нее, то на дверь.

– Ну, чего уставился? Заходи, – сказала наконец женщина грудным голосом, будто стояла у двери борделя.

Валька хотел было уйти, но тут пискнул домофон, и из подъезда вышел Стас.

– О! – удивился он. – Какими судьбами?

Поздоровались.

– Мимо проходил. Думал заглянуть, вдруг здесь кто-нибудь… из наших, – сказал Валька.

– Видишь, прикрыли нас. Соседка настучала, типа тут нацисты собираются, скинхеды. Менты приезжали, арестовали все, подвал опечатали. А потом она же тут цирюльню открыла. Ей для того и надо было. А че, помещение большое, сухое, мы сколько его чистили да в порядок приводили.

– А как Сергей Геннадьевич? – спросил Валька.

– Да ничего так. Дело не завели ведь. Не из чего дело было делать. Мы теперь помещение ищем, а временно – у меня. Приходи, если что. А то вы как с Анькой пропали, так ни слуху ни духу.

– Да так что-то все… дела… работа.

– Ну, удачи. Или ты до метро?

– Нет. У меня тут еще… надо, – сказал Валька, пожал Стасу руку и пошел в противоположную сторону.

Он еще несколько раз приезжал к Анне, звонил и оставлял записки, но не добился ничего и смирился. Куда она уехала, сгинула, канула, он так и не смог узнать. Просто почувствовал в какой-то момент, что все бесполезно, что она выбрала себе другую жизнь, в которой ему нет места, и все в нем угасло, погрузилось в безразличие и дремоту.

Мы жалели его, но что мы могли поделать? Утешали, что время лечит. Валька не слушал, с нами не общался, уходил в комнату. Один Андрей, казалось, был доволен, что все кончилось.

– Это была не женщина, – рассуждал он на кухне. – Это была такая чудовищная рыба из глубин подсознания. У нее перед пастью была искорка, чтобы всякую мелкоту, вроде нашего Валька́, приманивать. Только он ее сам поймал и попытался на берег вытянуть. Не вышло. Всплыла ненадолго – и снова на глубину, во тьму. Вся Россия – такое темное бессознательное море. Просто еще одна Анна залегла на дно с этим своим маяком. Интересно даже, что и где сдетонирует теперь от этой искры, что у нее между глаз. И сдетонирует ли вообще…

28

Шестого июня мы обмывали Андрюхин диплом и праздновали его свадьбу с Мариной. Они сообщили, что расписались, уже в разгар веселья. Мы сначала оцепенели, а потом вошли в такой раж, что только дым коромыслом. Одна Марина не пила, смотрела на все хитрыми и счастливыми глазами. Только теперь мы заметили ее этот новый, мудрый взгляд и новые, округлившиеся формы. Только теперь мы поняли, какой космос открыл ей наш Дрон.

Больше других удивлен был, казалось, Валька. Он то и дело подходил к молодым, чокался, целовал обоих и повторял Дрону:

– Ну ты, блин, вообще дал. И не сказал ведь ничего. Ну ты… – но не находил слов, обнимал его за шею и говорил уважительно: – Ценю. Ценю такого. Молодцом. Мо-ло-дец!

Дрон тоже напился пьян, из него стали сыпаться стихи, свои и чужие, он признавался всем нам в любви, подхватывал Маринку на руки, целовал и кричал сам себе «горько». Потом стал планировать, как заживут они дальше, и все мы были в уверенности, что Андрюха-то не пропадет, уж кто-кто, а он точно устроится.

– Молодцом, молодцом, – повторял Валька в пьяной печали. Что-то глодало его, но он не понимал сам себя.

– Все хорошо, и кота мы с собой возьмем, уже решили, вот только модель эту не взять, – начал вдруг сетовать Дрон. – Не увезешь ее, поломается. Неразборная получилась вещь.

– Оставь здесь! Оставь нам! – закричали мы, и Андрей задумался.

– А кому?

– Да просто оставь в общаге, как талисман!

– Нет, общее – значит, ничье. Любой вещи хозяин нужен. А давайте-ка ее… разыграем! – вдруг обрадовался он, и все мы подхватили эту идею. Стали придумывать всякие испытания и конкурсы, но все не подходило, хотелось чего-то особенного, а не просто так, ведь и вещь была непростая.

– Андрюха! – гаркнул вдруг Валька на всю кафешку. – Я ее принесу щас! Погодите, принесу! Чтоб приз вдохновлял!

И он отправился в общагу. Только на улице, закуривая и долго щелкая зажигалкой, он понял, насколько пьян. Кафе было в соседнем здании, два шага шагнуть, но Валька не торопился, курил. Что-то продолжало глодать его.