Товарищ комбат

— Виноват, братцы. Разрешите, доложу все по порядку? Я уже подъезжал к вам, оставалось всего ничего. Жеребец резво тащил походную кухню, как вдруг налетел «мессер».

— Ты, конечно, коня бросил — и в кусты? — перебил его один из солдат.

— Зачем в кусты? Рядом оказалась траншея, я — туда.

— А жеребец?

— Он тоже не дурак, конечно, вырвался? — вмешался пожилой боец.

— Рванулся и оборвал уздечку.

— Оборвал, говоришь? Нет, мил-человек. Прежде чем уздечка оборвется, рука твоя вырвалась бы. Скажи лучше, что он тебя потащил по траншее, ты уздечку-то и отпустил.

— Ну и отпустил… Какая разница? Выскочил он с кухней на дорогу — и ну галопом в направлении населенного пункта, — повар махнул рукой в сторону поселка, что находился южнее, километрах в трех. — Я, конечно, за ним.

— Как же ты мог бежать, если немец бомбит?

— Коли не хочешь оставить людей без обеда, побежишь, да еще как!

— Послушай, спортсмен, где же все-таки обед? — спросил сержант Закаблук. — Нам, знаешь ли, не до шуток.

— Какие уж тут шутки! Не смог я догнать жеребца. Он в поселок, я ему наперерез через огороды. Только повернул, а навстречу литовец. Осмотрел меня с ног до головы и спрашивает: «Слушай, паренек, откуда ты взялся? Кругом ведь немцы. С неба упал, что ли?»

— Струхнул ты, Гугин. Небось напугал тебя литовец! — сказал кто-то.

— Да нет! Это я потом уже малость сдрейфил, когда сам разглядел их замаскированные танки и пушки.

— Хорош же ты повар! Накормил гитлеровцев нашими щами. Небось едят сейчас и гогочут над тобой.

— Если бы щи! — вздохнул повар. — Я бы не очень тужил, а то ведь отварные поросята были. Выменял их вчера у хозяина на мыло. Ах, какой это был обед! Чтоб они подавились этими поросятами, фашисты проклятые!

— Доктор, посмотрите, голова у него не горячая? — съязвил сержант Закаблук, обращаясь к военфельдшеру. — Заладил: «Поросята, поросята». Чтоб твоего гнедого волки съели!

— Гнедой здесь ни при чем. Я еще на том берегу поменял его на вороного жеребца. Гнедой устал и не тянул кухню, — оправдывался повар.

— Плачет по тебе штрафной батальон, — наседал сержант. — Теперь все ясно: ты коня Советской Армии поменял на немецкого жеребца. А он, как только почуял, что ты приготовил поросят, взял да и сбежал к своим.

— Где ж твоя бдительность, Юра? — спросил повара сержант под дружный хохот солдат.

Комбат, вернувшись в фольварк, поинтересовался, не прибыла ли кухня. Костин рассказал ему о происшествии с поваром. А во дворе в это время вовсю суетился новоиспеченный шеф-повар в белом переднике. Рядовой Чернобаев ловко жонглировал небольшим черпаком.

— А это что у вас такое? — удивленно спросил Губкин, показывая на кухню.

— Сейчас он нас накормит, — проговорил Костин. — В фольварке оказалось достаточно картошки и других продуктов.

Чернобаев на пробу первую миску жаркого принес комбату. Жаркое оказалось вкусным, и Губкин объявил благодарность новоиспеченному повару.

— Здорово у вас получилось! Да, брат, забота о победе, как говорит наш командующий Черняховский, начинается с заботы о солдатском желудке, — заключил комбат.

Не успели Губкин с Костиным опорожнить свои котелки, как прискакавший верхом на коне от командира полка офицер связи передал приказ — батальону срочно занять оборону.

— Непонятно. Только что требовали продвигаться вперед сломя голову, а теперь вдруг надо закрепляться. Что там произошло? — спросил капитан Губкин офицера связи.

— Авиаразведка донесла о выдвижении большого количества немецких танков и автомашин по Каунасскому шоссе по направлению к Неману, — проговорил тот.

Капитану Губкину ничего другого не оставалось, как приказать командирам рот выдвинуться на выгодные позиции и срочно окапываться, чтобы враг не застал его солдат на открытой местности.

Тем временем из боевого охранения прибежал связной. Он доложил комбату, что по дороге с тыла в направлении фольварка Кудиркос движется вражеский бронеавтомобиль.

Только теперь Губкин понял, что форсирование Немана и бой на его противоположном берегу представляли собой лишь прелюдию к тем событиям, которые ожидали батальон. Торопливо натянув сапоги, он побежал к позициям боевого охранения вместе с ординарцем Семеновым.

Поднявшись на холмик, они увидели, как вражеская бронемашина буквально перед носом нашего орудия развернулась и умчалась на большой скорости.

— Упустили разведку противника! — досадовал комбат.

— Непонятно… — в недоумении развел руками Семенов.

Приблизившись к пушке, услышали громкую брань:

— Разиня ты, Воиншин, а не командир орудия! А еще сержант! Тебе, наверное, и с бабой не управиться, не то что с пушкой. Прохлопали, как младенцы, ядрена бабушка! — ругал пожилой наводчик командира орудия.

— Разговорчики! Ты что, не видел — затвор заело?

— Надо было раньше проверить! Замок у него заело! И когда? В самый ответственный момент.

— Прекратить ругань! — оборвал их подошедший Губкин. — После драки кулаками не машут. Эх вы, герои! Теперь жди «тигров»!

Воиншин с раскаянием смотрел на комбата.

— В чем дело, сержант? Докладывайте!