Товарищ Ленин

Н. К. КРУПСКАЯ.Из «Воспоминаний о Ленине»

* * *

Портретов Ленина не видно:
Похожих не было и нет.
Века уж дорисуют, видно,
Недорисованный портрет.

Перо, резец и кисть не в силах

Весь мир огромный охватить.
Который бьется в этих жилах
И в этой голове кипит.

Глаза и мысль нерасторжимы,

А кто так мыслию богат,
Чтоб передать непостижимый.
Века пронизывающий взгляд!

Н. ПОЛЕТАЕВ

ПИСЬМО ИЛЬИЧУ

«…Это я тебе пишу, дяденька, я, Прошка, Парфена Дудкина сын.

Ты живешь там, в городе, а я тут с тятькой в деревне маюсь. А деревня наша большая, от города далеко. А у тятьки грыжа выходит наружу. А мамка все лежит да охает, а хлеба у нас совсем нет, и есть нам нечего, а богачи нам не дают. Мамка попадье портки не стирает, руки у ней нарвали, а нас все по своей улице побираться прогоняет. Нынче гнала, а я не пошел. Гришка пошел. А тятька наш, Парфеном его зовут, — может, и слышал, — с грыжей все возится. Да он у нас какой-то вялый и всю жизнь согнувшись ходит. Теперь он уже не ходит, а лежит. Бывало, спросишь: «Тять, ты что так ходишь?», а он: «Нужда, сынок, на плечах».

Ты там, дяденька, я знаю, распоряжение дал, чтоб нам землю дали, — ее нам дали, это верно, только она без толку. Мерин ведь у нас перед самым севом, давно еще, сдох. Так-то он был худой, а теперь и никакого нет-то у нас ни мерина, ни коровы. И чего мы будем делать — не знаем сами. В совете советники нам не помогают, а отец все лежит, и ждет какого-то «времени», и богу молится, а я ему и говорю: «Вре-* мя пришло, а в бога не верь: бог — это обман». Тятька ругается».

Прошка остановился, глаза застлала мгла. Весь он качнулся вперед, всхлипнул и сквозь слезы:

«Тяжело мне, дяденька, вот как тяжело! Мне вот 12 лет, а нужно хозяйничать. Нас в семье «агафон» целый, и все просят хлеба. Чего делать мне, и не знаю. Братья на фронте. И вся-то моя надежда на тебя. Оттого тебе и пишу. Ты ведь поймешь. Ты — уж я-то знаю — добрый.

Еще я тебе пишу вот что: я тебя часто в совете у нас на картине вижу. Ты лысый, а бородка у тебя небольшая, а один глаз прижмуренный.

Вот что, дяденька Ленин: если, в случае, тебя отпустят или сам отпросишься, то выбери время как-нибудь там весной и приезжай к нам в деревню. Зимой не езди: деревня наша далеко от города, и если поедешь в санях, обязательно простудишься аль отморозишь руки и уши. Как приедешь, так прямо к нам. У нас хоть самовара и нет, ну да найдем. Чать, дадут шабры… Вот изба только у нас по-черному, но ты как-нибудь не измараешься. Приедешь — я много-много кое-что шепну на ухо. Я уж знаю что. Я вот иногда сижу один и думаю, и обязательно чего-нибудь надумаю. Говорить мне тут не с кем, отец неразговорчивый, мать все ругается.

Отсюда до станции мы отвезем тебя на телеге. Я сам отвезу тебя на чьей-нибудь подводе, а может, председатель и очередную даст. Не даст — я после кому-нибудь отработаю за лошадь.

Дяденька, а я тебя — только ты чу! — во сне часто вижу. Что это такое? Ты, поди, веришь в сны, а я вот и не верю. Вчера мамка меня ругала. «Ты, — говорит, — уши пропел со своим Лениным. Молись на него. Может, он тебе хоть фунт соли пришлет». Ты ее, дяденька, прости. Баба она темная, непонимающая в грамоте и сроду не училась».

На кровати завозились ребятишки. Один из них что-то забормотал. В зыбке запищал ребенок.

Проснулась мать.

Прошка сложил письмо и уткнулся в книгу.

Мать вскинула сонными глазами:

— Ты что делаешь там?

— Читаю.

— Вторые петухи орут. Ложись спать.

— Сейчас, мама.

Мать закрыла глаза, а Прошка продолжал:

«Э-эх, горе! А видно, уж поздно. Ну, вот что: приезжай. Меня ты живо найдешь. Я — лопоухий такой, маленький. Коль не выберешь время, письмо шли. Мы с тобой письма будем друг дружке слать. Пиши больше — все разберу.

Ну, вот что, дяденька, — это я тебе на ухо — у меня в голове одно: вырасту большой — впишусь в партию и буду драться с нуждой.

Нужда — это буржуй.

Вот и все.

Адрес мой: село Соболевка, Чембарского уезда, Пензенской губернии, Парфена Дудкина сыну Прошке.

Приезжай, я жду.

Вот!

Писал и сочинял тебе

П р о ш к а».

Он несколько раз передохнул запалой грудью, пробежал письмо, что-то вычеркнул, вписал, слепил из бумаги конверт, положил сажи в чернильницу, помешал и уже пером написал:

«В Москву, получить Ленину».

Утром, до рассвета, шмыгнул к почте, опустил в ящик, облегченно вздохнул, прибежал домой и стал ждать.

Он был уверен, что дядя Ленин обязательно ему ответит. Ведь он в письме всю правду написал, всю душу выложил.

Ответит!

И… чудо! От такого чуда у Прошки заклокотало в груди. Он ног под собой не чувствовал, когда за ним и за его отцом пришли — звать в Совет.

— Бумага вам от Ленина.

В Совете стоял человек в кожаной куртке. Он, улыбнувшись и Прошке и его отцу, прочитал:

Чембарскому уисполкому