Товарищ Ленин

Эх, вздыхал Володя, дали бы ему лошадь да пустили бы на фронт, он бы с фронта такие письма писал… Вот тогда было бы что вкалывать в карту! Потому что флажок надо вкалывать там, где побили белых. Все другое — чепуха!

Так рассуждал обычно Володя…

Вдруг сегодня обычные вот эти мысли Володи осеклись. Оказалось, Ленин потребовал крестьянские письма, и сейчас Володю пошлют с этими письмами к Ленину.

— Как жаль, что мы не имеем возможности все это перепечатать на машинке… — сокрушалась Ямщикова. — Приходится посылать Владимиру Ильичу письма в таком виде…

Она сложила старательно все, что редактор отобрал для Ленина, и отдала Володе:

— Живее! Пропуск уже заказан!

Рассыльный вскинул мятый картуз на кудрявую голову, сунул письма в карман ветхой солдатской шинели и помчался в Кремль через Ваганьковский, Воздвиженку и дальше, мимо зеленой чащи боярской усадьбы, еще таившейся за белокаменной оградой. Ветер развевал Володину шинель, как плащ.

В Троицкую башню Кремля Володя вошел через калитку, вделанную в чугунные ворота. Темный свод уходил высоко вверх, во мрак. Пахло сыростью, тленом. Все было древним, погруженным в века. Только два курсанта были совсем молодыми, с ясными лицами, светлым взглядом. Один шагал вдоль стены, другой проверял пропуска.

«Черт возьми! — досадовал Володя. — Ненамного меня старше, а уже курсант и при винтовочке, Кремль сторожишь, меня проверяешь…»

Володе очень хотелось поменяться с курсантом судьбой: ведь шагать тут с винтовкой в руке (пусть и не на фронте) все же лучше, чем разносить бумаги. Но, сообразив, что сейчас он, рассыльный, войдет к Ленину, а не этот курсант, Володя уже раздумал меняться.

Часовой вернул пропуск, и Володя ступил из мрачной башни на солнечный плац Кремля. Слева, вдоль желтых осыпающихся стен арсенала, выстроились пушки, пушечки, пушчонки, отбитые у Наполеона. Лафеты заросли травой, стволы длинными хоботами уткнулись в землю. Орудия словно отвешивали Володе земной поклон. А он шагал мимо них старательным строевым шагом.

Отовсюду мчались машины с обшарпанными боками, брезентовым верхом, слюдяными окошечками, они возникали у Спасской, у Чудова, у жилых корпусов — Кавалерского, Потешного — и пропадали где-то за аркой Белого коридора.

Справа толпились дворцы, терема, палаты, соборы, колокольни с тускнеющими куполами. Особняком, в отдалении, как и подобает, стояли «цари»: нестреляющая пушка, незвонящий колокол и мозаичные, словно отрубленные, головы «монархов» в гранитной галерее над кремлевским откосом.

Там, на площади, где запад, застыла история.

Рассыльный шел прямо на восток, к высоким зданиям, где история творилась. Он достиг светлого корпуса ВЦИКа и Совнаркома. Огромный красный флаг на куполе боролся с ветром.

Наконец Володя прошел длинные узкие коридоры, и ему показали нужную дверь. Он собрал все свое мужество, чтобы спокойно отворить ее. Ведь за этой дверью работает Ленин. Сейчас он скажет: «Товарищ Ленин, я принес письмо Чекунова и другие письма крестьян о ходе аграрной революции в деревне».

Хорошо бы все так сразу и выговорить!..

Рассыльный открыл дверь.

Большая комната была не кабинетом Ленина, а его секретариатом. Когда Володя вошел сюда, кто-то громко, на всю комнату, сказал: «Мария Игнатьевна, пришли из «Бедноты»!» У него молча забрали письма и унесли в другую комнату.

Вдруг дверь открылась и оттуда вышел Ленин.

— Это вы, товарищ, из «Бедноты»? А где же письмо Чекунова?

— Письмо Чекунова? — ужаснулся Володя. — Разве я не отдал его?

— Письма Чекунова я тут не вижу, — Ленин показал всю пачку писем.

Володя полез рукой в карман ветхой шинели, нащупал там бумагу и вынул ее. То был пропуск в Кремль. Он снова сунул руку в карман, в другой — письма не было. Он распахнул шинель — может быть, оно в кармане брюк?

— Вы почему там ищете? — Ленин показал рукой на карманы. — В чем вы носите письма?

— В кармане…

— Просто в кармане? — удивился Ленин. — А почему не в сумке?

— Это женщины ходят с сумками…

— Женщины? — повторил Ленин. — А солдаты? Вот у нас, в Совнаркоме, самокатчики развозят правительственные пакеты только в сумках.

Володя молчал, напряженно ожидая, что будет дальше.

— Вас как зовут? — неожиданно заинтересовался Ленин.

— Володя…

— Гм-м… — Ленин искоса посмотрел на рассыльного-тезку, словно примерял к нему подходящую форму обращения, и справился: — Скажите, молодой товарищ, а сколько всего писем послала ко мне редакция?

— Я не считал… Сколько дали, я все принес.

— А там, у себя, когда взяли письма, вы расписались?

— Я никогда не расписываюсь, — сказал Володя. И пояснил: — Мне доверяют…

— Доверяют? — переспросил Ленин. — Так, так. — И, словно стараясь вникнуть в положение дела, повторял на все лады: — Доверяют… Доверяют, значит… Они вам доверяют, и вы не расписались. Вы им доверяете и не сосчитали, сколько писем взяли. Мне вы тоже доверяете?

— Конечно! — горячо отозвался рассыльный.

— Ну, а ежели я оставлю письма у себя, вы расписку у меня потребуете?

— У вас, товарищ Ленин? Расписку? — И он робко улыбнулся: «Ленин, конечно, говорит это в шутку».