– До зачисления я могу, конечно, и у вас пожить, – ушёл я от окончательного ответа, ибо в ситуации перманентного охреневания от предложения, некоторым образом расходящегося с нормами морали даже толерастного двадцать первого века, никак не мог определиться со своим отношением к сложившемуся положению, – Ну а там и обсудим всё остальное!
Идиллию по-летнему ласкового летнего вечера внезапно нарушила серия длинных и явно требовательных звуков автомобильного клаксона, донёсшихся из-за высоких ворот вместе с не менее требовательным тарабанящим стуком в приворотную калитку. Или как там она ещё называется? Разве приворотным может быть только некое зелье или же калитку рядом с воротами тоже можно назвать приворотной? Короче говоря, кто-то настойчиво требовал внимания хозяев сразу по двум альтернативным каналам звукопередачи. Нет, с этим надо что-то делать – после слияния ментальных потоков я, то откровенно туплю, то извергаю подобные псевдоинтеллектуальные перлы. Вот такой умный, но до сих пор бедный.
– Один серьёзный человек срочно хочет меня увидеть, – хмуро пояснил вернувшийся от калитки Тимофей Емельянович, – Так что, ребятки, придётся продолжить нашу беседу как-нибудь в другой раз, сегодня я, скорее всего, вернусь очень поздно.
– Впиши-ка и меня в протокол встречи, дядя Тима! – как-то вдруг неожиданно вырвалось у меня в то время, как сам я уже вставал и набрасывал на себя джинсовую куртку, – Мы же с тобой, кажется, договаривались, что я сопровождаю тебя на всех подобных встречах!
Тимофей Емельянович на это только быстро взглянул мне прямо в глаза, кивнул и, резко развернувшись, молча пошёл по направлению к калитке. Двинулся за ним и я, освободив свою руку из цепких Машиных рук, каждую секунду ожидая каких-то лишних слов или, не дай бог, даже возможной в таких случаях женской истерики. Не дождался и понял, что последнее слово в этой патриархальной сибирской семье всегда остаётся за мужчинами.
Ехать нам с Тимофеем Емельяновичем пришлось в этот раз уже не на его «буханке», а на заднем сиденье прибывшей по его душу новенькой серой «Волги», но, несмотря на более мягкую подвеску и относительно роскошный по этим неизбалованным временам салон, комфортнее от этого поездка для нас по понятным причинам ничуть не стала
Никак не способствовали повышению комфортности этой поездки и молчаливо сидящие впереди слоноподобный водитель с нашим чрезмерно татуированным сопровождающим, с самого начала лениво процедившим, что, мол, на месте нам всё объяснят, если, конечно, только сочтут это нужным. На меня, то есть, худющий после недельной комы организм семнадцатилетнего Ваньки Шкворина, при этом вообще посмотрели как на пустое место.
Дачный домик на берегу какой-то речушки, к которому мы наконец подъехали, против моего ожидания отнюдь не выглядел мрачным и, более того, был со всех сторон хорошо подсвечен стоящими по его периметру импровизированными садовыми фонарями, скорее всего, мастерски переделанными из обычных автомобильных подфарников.
– О, какие люди! – распахнул руки в наигранном приветствии вышедший нам навстречу худощавый тип ничем не примечательной наружности, типичный жилистый работяга-обыватель и даже без специфичных татуировок, по крайней мере, на открытых участках тела, – Коша, э-э, Николай Александрович, ты посмотри какой проклятый расхититель социалистической собственности к нам пожаловал! Хотел сказать, и без охраны, но нет же, телохранителем таки собственным обзавёлся. Только, видать, и правда дела у тебя, Тимофей Емельянович, не слишком-то и ладно идут, коль Геракла своего сушённого совсем не кормишь, ха-ха-ха! Ну ничего, если будет себя хорошо вести, бог даст и его сегодня голодным не оставим! Ох, какой же вы к тому же и неуклюжий, молодой человек!
И, правда, видно от ещё не до конца прошедшей телесной слабости после недельной комы меня качнуло к левому краю бетонной дворовой дорожки, левая нога уже почти привычно заплелась за правую, и, я довольно неловко упал на усеянную отборной речной галькой поверхность ухоженного двора, едва только успев вытянуть перед собой обе руки.
– Опять ты за своё, Фёдор Степанович! – без малейшего намёка на осуждения в голосе ответствовал «работяге» появившийся рядом с ним высокий седоватый мужчина более примечательной наружности, выделяющийся к тому же изысканной элегантностью в его одежде и интеллигентностью в пытливом взоре, – Доброго вечера, Тимофей Емельянович! Вы сегодня, смотрю, не один? Не представите ли нам своего неосторожного спутника?
После того, как мой компаньон довольно расплывчато представил меня своим будущим зятем и единственным оставшимся у него помощником, наша разношёрстная компания прошла в дом, где нас сразу же пригласили к богато накрытому столу, усадив спиной ко входу, что очень уж не понравилось моей боевой ипостаси, но оставило снисходительно равнодушным к этой детской уловке сверхчувствительного инвалида по зрению.