По её воспоминаниям, белый террор в Пекине был так же жесток, как и в Шанхае. Напряжённость усиливало присутствие 3‑го шанхайского полка, который разместили в Пекине и Тяньцзине для защиты гоминьдановского правительства. Оторванная от всех и более уязвимая, чем когда-либо прежде, она стала вольнослушательницей Бэйда (Пекинского университета). Здесь, в этом третьем университете (после Циндаоского и Шанхайского), её больше всего привлекали общественные науки — область, в которой одним из самых популярных преподавателей в Бэйда был теоретик-марксист Ли Да. Всякий раз, когда он читал лекции по политической науке, в аудитории собирались студенты со всего университета. Часто среди них была и она.
В Бэйда у неё почти не бывало денег. Её доход (источник его не был назван) составлял всего семь юаней в месяц. После уплаты за жильё на еду оставалось по четыре цента на один раз. Бэйда, где некогда работал Председатель Мао, был самым знаменитым из всех высших учебных заведений страны. Даже вольнослушатель вроде неё мог многое познать там благодаря посещению лекций и чтению. Ей удалось также раздобыть карточку, которая открыла ей доступ в Пекинскую городскую библиотеку. В течение нескольких месяцев она проводила в ней основную часть дня за чтением книг из необычайно богатого собрания библиотеки и всё это время перебивалась с хлеба на воду[47]
.В её эпизодическом повествовании аскетический автопортрет учащейся оттенялся другим, более девическим. Её лицо посветлело от смеха, когда она описывала свою первую попытку (в бытность в Пекине) ездить на велосипеде. После нескольких неприятных падений она вошла во вкус. В молодости она была во многом неловка, призналась она, и чувство равновесия было у неё неважным. В езде на велосипеде, как и во всем другом, её выручала сила воли.
Ⅳ
Весной партийная организация Лиги левых деятелей просвещения тайно устроила возвращение Цзян Цин из Пекина в Шанхай. Это было чревато более значительной личной драмой, чем подразумевалось под простым фактом перемещения. Заступничество лиги означало, что после более чем годового опасного пребывания вне партии связь с ней восстановлена. Благодаря искусному руководству лиги и проникновению в школьную систему Шанхая других левых групп многие секторы этой системы перешли в последние месяцы под контроль КПК (по выражению Цзян Цин, «попали в наши руки»).
Партия поручила ей преподавать в одной из вечерних школ для работниц, которую по стечению обстоятельств возглавляло шанхайское отделение Христианской ассоциации молодых женщин. ХАМЖ была «просвещённой» школой в смысле разработки программы, но «донельзя реакционной» в большинстве других отношений. Конечно, Цзян Цин не проявляла никакого интереса к её христианской, духовной основе.
Служба Цзян Цин как христианству, так и коммунизму выглядит противоречивой и требует большего исторического пояснения, чем то, что она дала. В 1927 году, когда Чан Кайши предал сотрудничавших с ним коммунистов, большинство направляемых ими профсоюзов было разгромлено и подлежало замене другими — или не имевшими политической силы, или умело контролируемыми гоминьданом. Этот сдвиг в ориентации рабочих в сочетании c мировым экономическим кризисом и перемещением ЦК КПК в Цзянси означал, что в 1932 году немногочисленным оставшимся в Шанхае коммунистическим рабочим организациям приходилось устанавливать другие связи. Кроме проникновения в организации ГМД, выбор был невелик[48]
. В то время большим уважением пользовались современные реформистские христианские институты, сведущие в области труда. В условиях назревавшего в городах кризиса 30‑х годов как ХАМЖ, так и ХАММ (Христианская ассоциация молодых мужчин) по-настоящему взялись за улучшение быта рабочих и деятельности среди рабочих за рубежом. В Китае центр их деятельности приходился на Шанхай, где организованная эксплуатация человеческого труда была самой сильной и всесторонней. С точки зрения интересов ГМД их иностранное и христианское происхождение укрепляло престиж правительства в период, когда ГМД стремился предстать на международной арене в положительном свете. Таким образом, ХАМЖ и ХАММ были единственными неофициальными организациями в Шанхае, которые могли открыто вести патриотическую и иную реформистскую работу, не вызывая противодействия правительства[49].Руководители шанхайского отделения ХАМЖ благоразумно назначали на ответственные должности китаянок наравне с иностранцами. Среди назначенных была Цзян Цин: вероятно, её, как имевшую некоторый опыт преподавания в Шанхае, рекомендовала Лига деятелей просвещения. Услуги, предоставляемые работницам — в большинстве своём неискушённым крестьянкам,— начинались с организации общественных клубов и отдыха и кончались изучением и улучшением условий труда на фабриках, обучением чтению и письму и элементарной медицинской помощью. ХАМЖ присоединялась также к кампаниям бойкота японских товаров, ставила антияпонские пьесы и проводила лекции и беседы на патриотические темы[50]
.