Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

В Уси Цзян Цин начала свою деятельность с изучения всего района в целом. Она выяснила, что правительство тайпинов (их восстание в Южном и Центральном Китае происходило с 1850 по 1864 год) издало декрет, по которому крестьяне могли арендовать землю пожизненно. В соответствии с установленной ими системой распределения земли каждому человеку гарантировался участок площадью около одного му[248]. Такой маленький клочок земли необходимо было тщательно обрабатывать. Требовалось большое количество навоза (главным образом человеческих экскрементов — «ночной земли»); нельзя было недооценивать и собачьи экскременты. Поскольку прожить на урожай, получаемый со столь малого земельного участка, было невозможно, крестьянам приходилось заниматься различными побочными промыслами. Так как с давних времен в районе Уси существовало производство чая и шёлка, большинство крестьян выращивали на части своего участка чайные кусты и тутовые деревья, а затем продавали чайные листья и шелковичные коконы.

Из Уси Цзян Цин поехала по окружающим сельским районам, чтобы ознакомиться с состоянием производства чая и шёлка, которому в результате грабежей японцев был нанесен огромный ущерб. В начале 50‑х годов это производство всё ещё было разрушено, и крестьяне голодали. Нужда в продовольствии была настолько велика, что крестьяне требовали за 50 килограммов шелковичных коконов не меньше 200 килограммов риса. В период оккупации провинции Цзянсу (1937—1945) японцы построили систему коммуникаций, срубив огромное число тутовых деревьев, чрезвычайно важных для шёлковой промышленности. Цзян Цин отметила, что шёлковая промышленность района Уси, как и всего Китая, до сих пор не оправилась полностью от нанесённого ущерба. Чайная же промышленность почти полностью восстановлена. Цзян Цин отметила, что тутовые деревья достигают зрелости примерно через пять лет, а чайные кусты — не раньше чем через 10 или 20 лет, а иногда и позже, поэтому их выращивание требует огромного труда.

Из Уси Цзян Цин вскоре возвратилась в Шанхай, а затем уехала домой в Пекин. Там на неё большое впечатление произвело то, что Лю Шаоци выступал за проведение «линии ориентировки на богатого крестьянина» при осуществлении аграрной реформы. Председатель Мао уже тогда вел борьбу против него, однако результаты их спора ещё не скоро смогли повлиять на положение в деревне[249].

Цзян Цин в сильном раздражении отметила, что её роль в аграрной реформе никогда не освещали правильно и не доводили до общественности. На протяжении многих лет использовались всевозможные приёмы, чтобы создать у общественности искажённое представление о ней и о других лидерах. Она инкогнито участвовала в проведении аграрной реформы в районе Уси. Однако, поскольку её тайком фотографировали, возможно, кое-кто подозревал, кем она была в действительности. Разумеется, те, кто фотографировал Цзян Цин без её разрешения, поступали некорректно. Тем не менее эти фотографии, обнаруженные при более поздних исследованиях[250], могли служить вещественным доказательством её участия в аграрной революции на том этапе. Для подтверждения своих слов она вытащила из большого коричневого свёртка две фотографии, пожелтевшие и потрескавшиеся от времени. На одной было запечатлено, как она молотит зерно, на другой — как она пашет. Хотя она не разрешила публиковать эти фотографии в Китае, я могу опубликовать одну из них за границей в качестве доказательства того, что женщины, вопреки распространённому среди мужчин мнению, способны управлять плугом. Есть и другие фотографии, сделанные неофициально, а следовательно, некорректно, в течение последних лет, включая период культурной революции. Но их нельзя сейчас публиковать.

Затем Цзян Цин в своей официальной манере высказалась относительно изменившейся роли женщины:

«Китайские женщины активно участвовали во всех революционных движениях, происходивших в Китае. Как вы заметили, не только в „движении 4 мая“ [1919] и „движении 9 декабря“ [1935], но и в течение всей войны сопротивления против японской агрессии [1931—1945] и Освободительной войны [1946—1949] женщины играли исключительно важную роль как бойцы милиции и в деле обеспечения армий, сражавшихся на фронтах. В некоторых деревнях на них лежала большая часть всей работы.

Произошли огромные изменения. Когда в 1952 году я прибыла в один сельский район для участия во втором этапе аграрной реформы, мужчины там предавались азартным играм и праздно проводили время в чайных, перекладывая всю работу на женщин. Они ругали и избивали женщин, приходивших звать их домой. Женщинам всё ещё не позволяли становиться за плуг. А я приехала и стала самостоятельно пахать землю. Это происходило в районе, считавшемся при гоминьдане „образцовым“. Теперь же женщины могут пахать и выполнять любую работу.