Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

По мнению Цзян Цин, самая большая ошибка У Сюня состояла в том, что он сосредоточил всю свою энергию на организации формального обучения. Он полагал, что достаточно создать всего несколько школ — и всё будет в порядке. Цзян Цин, изучив архивы школ в Люлине, установила, что, несмотря на бесплатное обучение, эти школы были закрыты для беднейших слоёв населения. Принимались дети крестьян-середняков, а дети бедных крестьян и батраков — никогда. Поэтому овладеть основами чтения и письма, а значит, изменить условия своей жизни могли лишь сыновья середняков. Апологеты правящего класса умалчивают обо всех этих фактах. После смерти У Сюня глава администрации Люлиня, действуя в своих интересах, присвоил средней школе, основанной У Сюнем, его имя и воздал ему другие почести.

После восьми месяцев исследований в провинции Шаньдун Цзян Цин подготовила серию докладов, которые она затем представила Председателю Мао. Он просмотрел каждую её статью. Некоторые статьи об У Сюне, добавила она, фактически целиком написаны Председателем[275]. Пока продолжались исследования, газета «Жэньмннь жибао» ежедневно публиковала сообщения о них.

Для поддержания непрерывного потока информации участники группы Цзян Цин часто беседовали со стариками, в памяти которых ещё были живы события конца ⅩⅨ века, а кроме того, нередко созывали массовые митинги. Не всегда было легко находить людей столь преклонного возраста. Ведь в 1951 году бывшим ученикам школы У Сюня было уже за 70 лет, кое-кому из них даже перевалило за сто. Некоторые из старейших, не понимавшие революционных событий, подозрительно относились к целям своих интервьюеров. Цзян Цин и её помощников они обвиняли в том, что те — «реформисты» (в конфуцианском и сословно-иерархическом смыслах), себя же считали принадлежащими к «высшим слоям» (Цзян Цин развеселилась, узнав, что её приняли за реформиста); поэтому к Цзян Цин и её помощникам они относились высокомерно. После того как сообщения о работе группы были опубликованы и получили широкое распространение, Цзян Цин занялась этими стариками серьёзнее, и те из них, кто всегда сохранял неколебимую преданность У Сюню, были пристыжены. Точно так же поступили и с теми руководящими работниками, кто превозносил деятельность У Сюня. Даже заместитель министра культуры Чжоу Ян, наиболее энергично мешавший ей разоблачать легенды об У Сюне, был вынужден, если придерживаться жаргона китайских коммунистов, подвергнуть себя публичной самокритике[276].

Ⅴ

Завершив исследования об У Сюне в начале сентября 1951 года, Цзян Цин возвратилась в Пекин. Неутомимая, она решила вновь уехать в сельские районы, чтобы во второй раз принять участие в движении по осуществлению аграрной реформы, достигшем к тому времени своего апогея. На этот раз Председатель Мао, на которого произвела впечатление её недавняя деятельность, поддержал намерения Цзян Цин. Однако нашлись люди, по-прежнему мешавшие ей устанавливать непосредственный контакт с народными массами. Чжоу Ян, всё ещё занимавший пост заместителя министра культуры, подстрекал партийных руководителей «упорно бороться», чтобы не разрешить Цзян Цин уехать. В конце концов, одержав верх, она присоединилась к группе, включавшей нескольких руководящих работников, в том числе члена Политбюро ЦК КПК экономиста Ли Сяньняня. Эта группа направилась поездом в Ухань — крупный индустриальный центр на реке Янцзы. По прибытии на уханьский вокзал Цзян Цин неожиданно получила указание сойти с поезда вместе со своими телохранителями; остальные же члены группы отправились дальше в глубь сельских районов. Подобная дискриминация вывела Цзян Цин из себя, но она была бессильна что-либо предпринять. Ли Сяньнянь, которого она считала своим сторонником, остался в Учане, расположенном на южном берегу Янцзы.

Искреннее намерение Цзян Цин принять посильное участие в осуществлении аграрной реформы наталкивалось на препятствия на каждом шагу. Весьма странным был состав её рабочей группы: кроме самой Цзян Цин, в неё входили только телохранители[277]. В соответствии с инструкциями свыше, группе не разрешалось выезжать за пределы района Ухани, а Цзян Цин, за редкими исключениями, которых ей приходилось добиваться, запрещалось жить среди крестьян или хотя бы устанавливать с ними тесный контакт. Более того, лица, не желавшие, чтобы народ узнал, кто она такая на самом деле, вынудили её вновь работать инкогнито под именем Ли Цзинь.