О её сильной простуде и о том, что из-за кашля, перешедшего в бронхит, она спит не более двух-трёх часов в сутки, сообщили Ли Сяньняню. Он попросил её приехать в Учжан показаться врачу. Она приехала, но предписанное ей лекарство оказалось недостаточно действенным. Вскоре после того, как она возвратилась в деревню, Ли Сяньнянь послал ей несколько мешков древесного угля, которым телохранители каждый вечер топили её комнату. Она была благодарна за уголь, но кашель не оставлял её. Для выполнения работы она ежедневно вынуждена была ходить на большие расстояния по пересечённой местности. Естественно, местные жители привыкли к суровой зиме, и, наблюдая, как она теряет силы, некоторые крестьяне насмешливо спрашивали её: «Кто ты такая?»
Цзян Цин была мрачно настроена и постоянно вела борьбу на двух фронтах: «на внешнем — против помещиков и на внутреннем — против себя самой».
Борясь с физическим недомоганием, она вместе со своей группой продолжала активно участвовать в перераспределении земли. Установив классовую принадлежность землевладельцев, они перераспределяли земельные участки и движимую собственность. Некоторые помещики, понимавшие, что их ожидает в будущем, в панике начинали вести себя совершенно несуразно. Так, чтобы спасти свой гардероб, они напяливали на себя как можно больше одежды — костюмов, длинных халатов. При этом у них был нелепый вид, они едва передвигались. Образ мышления с трудом поддавался изменению — это касалось всех, а не только помещиков. Цзян Цин вспомнила об одном батраке, не имевшем вообще никакой одежды. Когда ему выделили стёганое одеяло и халат, он не решался принять эти вещи, поскольку всё ещё боялся помещика, которому они принадлежали. Конечно, крестьяне проявляли и жадность — они ведь не знали в жизни ничего хорошего. Не только одежда, но и лишние кровати, постельное белье и мебель подлежали распределению. Когда эти вещи были впервые выставлены, бедные крестьяне и батраки, никогда ими не владевшие, хватали всё, что только могли.
«Зачем вы берёте большие стёганые одеяла, если они вам не нужны?» — взывала Цзян Цин к некоторым батракам. Она считала себя обязанной разъяснить им то, что было очевидным: ведь большинство из них холостяки (так как слишком бедны, чтобы жениться), а поэтому меньше нуждаются в предметах домашнего обихода, чем бедные крестьянские семьи, многим из которых не на чем спать. В её задачу входило научить их «более широкому взгляду на вещи», под чем Цзян Цин понимала стремление к справедливости и сотрудничеству.
Распределение земли порождало и другие проблемы. Некоторые крестьяне отказывались получать болотистые рисовые поля или участки земли, подверженные угрозе наводнений и прочих бедствий. Она должна была убедить их, что «влажная» земля принесёт им большие урожаи. Споры возникали и тогда, когда одному хозяйству передавались разбросанные участки земли или когда распределялись участки, различные по плодородию.
Необычные проблемы возникали при передаче домов скотоводам. Эти кочевники никогда прежде не жили в домах и едва понимали, что с ними делать. Даже политические активисты тоже иногда упорно отказывались получать вещи. Никто не хотел ничего брать из другого дома. Надо было проводить большую политическую работу, чтобы помочь людям избавиться от страха владеть вещами. Постоянно возникали трудности и при распределении рабочего скота, буйволов, сельскохозяйственных орудий: их не хватало, а нужда была страшная (в районе имелись всего один или два буйвола, подлежащие распределению).
В период участия в распределительной стадии аграрной реформы Цзян Цин постоянно обращалась к социалистической теории; она всегда помнила о том, что в принципе и практически основная цель состоит в том, чтобы добиться
Коренные изменения, осуществленные в деревне, вызвали у крестьян крайнее возбуждение; они были буквально вне себя от переполнявших их утопических надежд. Зная об этом, Цзян Цин не рискнула (может быть, из страха перед толпой?) присутствовать на заключительном общем собрании крестьянской общины, посвящённом аграрной реформе.
Когда пришло время отъезда, крестьяне тесной толпой окружили её группу, ударяя в гонги и барабаны. Среди провожающих была одна вдова, которая в ходе проведения аграрной реформы нарушила традиционное уединение и стала политическим активистом. Она подошла к Цзян Цин со слезами признательности на глазах; та тоже плакала. Позднее Цзян Цин узнала, что на выборах, проходивших в уездном городе на следующий день, эту женщину избрали на ответственный пост в крестьянском союзе. Заняв новый пост, женщина призналась, что раньше состояла в тайном обществе (одном из звеньев традиционного подполья) «И Гуань Дао». За всё время совместной работы она никогда не признавалась в этом, недоверчиво заметила Цзян Цин (возможно, подозревая, что женщина продолжает заниматься этой традиционной подпольной деятельностью).