Товарищи китайские бойцы

Говорил Киров образно, метко, но в то же время предельно просто, доходчиво. Он призывал прекратить междоусобицу, объяснял, кому выгодна национальная рознь, в чьих интересах она разжигается.

Ольгинцы слушали Кирова, и Ли видел, как люди задумывались, как прояснялся их взор. Будто кровавая пелена спадала с глаз. Не поддались ли они наговорам общих врагов?

Да, поддались. Что разъединяет трудящихся осетин и трудящихся ингушей? Ничто. Им нечего делить. А что объединяет их? Общие интересы. И те, и другие заинтересованы в том, чтобы не вернулись старые царские порядки, чтобы земля, отнятая у помещиков, осталась в руках тех, кто ее обрабатывает, чтобы все народы России жили свободными в свободной стране, не испытывая вражды друг к другу.

Раз так, то почему же осетины и ингуши не могут сговориться между собой? Только потому, что враги Советской власти, являющиеся также врагами осетинского и ингушского народов, мешают этому. Сергей Миронович напомнил ольгинцам притчу об отце, который предложил своим ссорящимся сыновьям сломать веник. Те, как ни старались, не могли. Тогда отец развязал веник и без всякого труда переломил прутик за прутиком.

Так же и с вами хотят сделать, убеждал Киров, алдаро-баделяты[10] купцы, царские генералы. Сначала они хотят разделить народы Северного Кавказа, а потом разделаться с каждым в отдельности.

По мере того как Киров говорил, все больше ольгинцев выходили из-за укрытий и, уже не таясь, посматривали в сторону базоркинцев, а базоркинцы все ближе подходили к ольгинцам. Две толпы еще не слились в одну, но уже стояли рядом, знакомые перебрасывались словами, кто-то протягивал руку для пожатия.

Мир между осетинами и ингушами был восстановлен.

Вернувшись обратно, Ли младший рассказал земляку о том, чему был свидетелем в Ольгинском, и Ли старший был потрясен его рассказом.

«Какой человек! — думал он о Кирове, — Как верит в правду своих слов. Ведь он шел почти на верную смерть и не дрогнул, не поколебался. Почему? Потому что для него интересы революции важнее собственной жизни.

А он, Ли Чен-тун, поддался болезни, физической слабости, минутным настроениям. Он хотел вернуться на родную землю, где спокойно, где не стреляют. Но разве Октябрьская революция не его революция? Ведь Киров говорил, что будущее мира решается сейчас на полях России, что победа угнетенных над угнетателями здесь приведет к победе угнетенных над угнетателями в других странах».

Оба Ли считали, что, говоря о других странах, Киров в первую очередь имеет в виду Китай. Им очень хотелось, чтобы после России именно в Китае была установлена Советская власть.

Но это могло произойти только в том случае, если русская революция одолеет своих врагов. Суровое время настало для Советов. Каждая пара рук имеет сейчас значение.

Ли Чен-тун решил снова взять винтовку в руки, стать солдатом революции. Вместе с Ли младшим он пошел туда, куда шли тогда многие китайцы, живущие во Владикавказе, — в казарму, где размещался китайский батальон.

— Я — Ли, сын Чена из Мукдена, я умею стрелять и хочу стрелять, — сказал Ли Чен-тун.

— В кого ты хочешь стрелять? — спросил командир.

— В белых. Они мои враги.

— Почему они твои враги? — спросил командир.

— Потому что они за старую жизнь, а я за новую жизнь. Я хочу, чтобы революция победила. Если она победит здесь, она победит и в Китае.

— Правильно говоришь, — сказал командир. — И ты правильно сделал, что пришел к нам. Ты нам подходишь.

Такой был первый разговор у Ли Чен-туна с командиром китайского батальона Пау Ти-саном. Ли рассказал нам о нем спустя сорок лет.

— Зачислили меня по приказу; как полагается, — продолжал свой рассказ Ли, — дали винтовку, обмундирование и приказали нести дежурство у входа в штаб, никого без пропуска в здание не допускать.

Мы пытались выяснить у Ли подробности о Пау Ти-сане. Что он знает о его прошлом, о том, как Пау попал во Владикавказ, как стал командиром?

Ли подробностей не знал. Он знал только, что Пау Ти-сан был родом из Мукдена — «солдаты его мукденцем звали»— и что бойцам комбат приходился по душе. Им нравилось, что мукденец говорит по-русски не хуже любого русского, что у него среди русских командиров много друзей, что он читает русские газеты, толстые русские книги и обо всем, что ни спросишь, — знает.

— Но, — говорил Ли, — наш командир не делал из своих знаний подставки, чтобы возвыситься над солдатами, или перегородки, чтобы отделиться от них. Нет, солдаты всегда видели в мукденце старшего товарища. Он и выслушать человека мог, и совет дать мог, а если нужно было, то отчитать как следует тоже мог.

Более обстоятельно о китайском комбате сумели рассказать нам старые владикавказцы: друг Пау Ти-сана. ныне полковник в отставке, Павел Иосифович Кобаидзе; старая большевичка Александра Ильинична Сологуб, в боевые августовские дни 1918 года работавшая связной между китайским подразделением и другими отрядами, дравшимися в Курской слободке; бывшие красногвардейцы Звягин, Неуворуев, Козыров, Кучиев и многие другие.