Товарищи китайские бойцы

Это произошло еще до астраханского мятежа. Однажды, после немалых колебаний, Ча Ян-чи отправился на окраину Астрахани со странным названием Черепаха, где шло комплектование новых воинских частей, зашел в штаб и подал заранее заготовленное заявление. Написано оно было не им, но за его собственноручной «звездочкой». Неумело нарисованная пятиконечная звезда заменяла тогда неграмотному бойцу подпись. Китайский боец просил в своем заявлении зачислить его в Таганрогский полк.

— Ты что же, не хочешь со своими земляками служить? — удивились в штабе.

— Зачем не хочу… Хочу.

— Так в чем же дело?

— Там лешадь нет.

— Лошадей нет?.. Разве ты кавалерист?

— Ага… — Красноармеец утвердительно закивал головой. В узких глазах блеснула радость. — Верно, говоришь, — кавалерист…

Называя себя кавалеристом, Ча Ян-чи выдавал желаемое за действительное. Он никогда не служил в конных частях.

Но это не имело значения. Ча Ян-чи был прирожденным конником. Лошади были его мечтой, страстью. В кавалерийском корпусе Гая, куда Ча Ян-чи позже попал, он отдавал все силы, ухаживая за ними, приучая их к строю, к повиновению воле бойца.

Однако служба в прославленном кавалерийском корпусе пришла потом, а пока Ча Ян-чи просился в Таганрогский полк.

Надоумил его идти к таганрогцам Василий Костомаров, с которым он познакомился в фельдшерском околотке, ожидая очереди на перевязку обмороженных рук.

Василий был разведчиком, но не простым, а конным. У него был хороших статей, хоть и мелковатый, мышастый конек. Когда Костомаров приезжал в околоток, Ча Ян-чи глаз не мог оторвать от скакуна.

— Ай лешадь!.. — говорил он и причмокивал языком. — Какая лешадь!.. Моя такую хочет. Моя Китае лешадь не имел, может, быть, здесь можно…

— Отчего же, можно, — великодушно соглашался Костомаров. — Ты кто? Боец Красной Армии, защитник революции. Тебе лошадь вполне положена… — Тут последовала пауза, и Костомаров внес поправку: — Если, понятно, ты в кавалерии служишь…

— Не служу, — горестно качал головой Ча Ян-чи. — Китайцы кавалерию мало идут, китайцы лешадь мало знают. А моя много знает, если на лешадь сяду — белым хуже будет.

Разобравшись в словах нового приятеля, Костомаров дал совет:

— Иди к нам — коня получишь. Нам бойцы в разведке нужны.

Он же и написал заявление с изображением звездочки, пририсованной рукой Ча Ян-чи.

К заявлению в штабе отнеслись со вниманием. Это был, кажется, первый случай, когда китайский боец просил о переводе из китайского подразделения в русское. Просьбу Ча Ян-чи удовлетворили. Стал он конным разведчиком Таганрогского полка, получил в свое полное распоряжение тощего гнедого мерина.

— Как коня назовешь? — спросил Костомаров.

— «Леша».

— Не годится. Леша значит Алексей, человечье имя. Коней так не называют.

— Нет, Василий, «Леша» значит лешадь, — терпеливо пояснял Ча Ян-чи. — Правильное имя. Конь такое имя всегда понимать будет.

С тех пор, сколько коней не перебывало у нашего китайского друга, пока он служил в армии, всем им давалось правильное, понятное для лошадей имя — «Леша».

Ча Ян-чи недолго находился у таганрогцев, где только разведка была конной, а сама часть пехотной. Он стремился в конницу и добился своего: стал бойцом 3-го Кубанского кавалерийского полка. Здесь вместе с ним служили еще восемь китайских добровольцев.

— К нам в полку очень хорошо относились, — вспоминал Ча Ян-чи. — Иногда попадем в какой-нибудь новый город, идем с бойцами по улицам, на нас, китайцев, все оборачиваются, не понимают, кто такие. С виду кубанцы и кубанцы — черкески с газырями, мягкие сапоги, круглые каракулевые шапки, бурки, шашки… но лицом отличаемся.

Один старик, из бывших видно, остановил, помню, нас в Краснодаре, спрашивает, кто такие. Отвечаю:

— Казаки.

— Какие казаки?

— Китайские.

Старик очень удивился.

— Разве могут быть китайские казаки?

С нами был однополчанин Андрей Донцов. Он ответил:

— Могут, папаша. Они, — Андрей показал на нас, — хоть родом из Китая, значит, вроде иногородние, но Советская власть их красными казаками сделала.

— Ну, а ты-то сам, коренной кубанец, признаешь их казаками? — допытывался старик.

— Раз вместе за революцию воюем, вместе Кубань родную от беляков освобождаем, вместе казачью думу думаем и казачьи песни поем, значит — казаки, — сказал Донцов. — А то, что у кого-то кожа белая, а у кого-то желтая, значения не имеет. Это нам все едино. Абы человек правильный был.

— Ну, станичник, — сказал старик, — коли Советская власть даже твои казачьи мозги так перевернуть сумела, значит, Советская власть все может.

Народ в Кубанском полку — что казаки, что китайцы — подобрался действительно лихой. Кубанцы показали это в одном из боев, когда белые двинули против них четыре английских танка.