Товарищи (сборник)

Но Григорий так недосягаемо далеко, а теперь и эта живая ниточка, соединявшая Аксинью с ним, оборвалась, и все другие нити, через которые она могла бы постоянно чувствовать Григория, оборваны не по ее вине: все близкие и родные ему люди так и не признали ее, не хотят знать. И вообще она всем чужая, всем. В этот-то момент и приходит к ней Листницкий со своим сочувствием: «У тебя умерла дочушка…»

Первозданна и любовь Григория к Аксинье, тоже первая и последняя в его жизни. Ведь он в самой ранней молодости тоже оказался жертвой насилия, вынужденный по отцовской воле жениться на нелюбимой Наталье. И как неизмеримо чище Григорий того же Листницкого в своем чувстве к Аксинье. Вот как на фронте, выйдя из смрадной землянки, Григорий думает об Аксинье:

«Лежа здесь на холме, он почему-то вспомнил ту ночь, когда с хутора Нижне-Яблоневского шел в Ягодное к Аксинье; с режущей болью вспомнил и ее. Память вылепила неясные, стертые временем бесконечно дорогие и чуждые черты лица. С внезапно забившимся сердцем он попытался восстановить его таким, каким видел в последний раз, искаженным от боли, с багровым следом кнута на щеке…»

Этот кнут обжигает сердце Григория, и он мучается, лежа морозной ночью на холме: «…Но память упорно подсовывала другое лицо, чуть склоненное набок, победно улыбающееся. Вот она поворачивает голову, озорно и любовно разит взглядом огнисто-черных глаз, что-то несказанно ласковое, горячее шепчут порочно-жадные красные губы, и медленно отводит взгляд, отворачивается, на смуглой шее два крупных пушистых завитка… их так любил целовать он когда-то…»

Все это время ни на мгновение не переставал любить ее Григорий. Далеко не случайно из-под пера Шолохова то в одном, то в другом месте вырывается это слово «исступленно».

В исступленное время взволновался и взломался казачий тихий Дон. В исступлении народ оглянулся и ополчился на виновников своих вековечных бедствий и страданий, на своих социальных, классовых врагов и погнал их к бездне. В исступлении враги обернулись и вступили с народом в борьбу не на жизнь, а на смерть на самом краю бездны. И все чувства людей в это грозное время обнажились до последней степени. В предельном исступлении всех своих сил они и любят, и ненавидят, и сражаются, и ищут правды.

Но и среди самых исступленных в это время Григорий с Аксиньей одни из самых первых по праву той бурной страстности и гремучести, заложенной в них. Для высших радостей и страданий родились они.

Не потому ли ничто нечистое так и не может прилипнуть к их любви. Ни «грехопадение» Аксиньи. Ни «жадные, опустошающие» ласки Натальи, старавшейся вознаградить Григория «за свою прежнюю девическую холодность». Ни возобновившаяся семейная жизнь Аксиньи с нелюбимым Степаном. Внешне примиренные с обстоятельствами, вынудившими их вернуться в колею прежних, «узаконенных» отношений, Аксинья и Григорий в нетленности приносят сквозь все тягчайшие обстоятельства свою любовь.

А вот как — и тоже ночью — после напряженного разговора с сослуживцем Атарщиковым о революции и казачестве думает об Аксинье панский сын-офицер Евгений Листницкий:

«Он покурил, полежал немного, напряженно глядя в серую ватную темень, и неожиданно вспомнил Аксинью, в дни отпуска, заполненные до краев ею. Уснул, примиренный думами и случайными, отрывочными воспоминаниями о женщинах, чьи пути скрещивались когда-то с его путями».

Непорочна любовь Григория, и, несмотря ни на что, не властен он вытравить ее из своего сердца. А для Листницкого она, Аксинья, всего лишь одна из случайных женщин, с которыми когда-то скрещивались его пути.

И еще обратим внимание, как грубеет, черствеет сердцем Григорий в пору разрыва с Аксиньей, когда меркнет перед его глазами свет его любви и она уже не освещает ему жизнь. И как смягчается, высветляется он, опять начинает проступать в его облике очарование прежнего и человечного Григория, когда перед его взором вновь заполыхало лазоревое пламя любви Аксиньи.

И, кто знает, не она ли, Аксиньина любовь, когда он уже готов был ринуться в пучину нелепого бегства с родины, нашептывает ему между иными словами о ненаглядности покидаемой им родины, слова о том, чтобы он вспять повернул коня от самого края пропасти. Да и не таков же в конце концов Григорий Мелехов, чтобы забыть об оставленной за спиной на чужих людей в беспамятстве, в «тифу» любимой Аксинье. Пришла ли она в себя? Выздоровела ли? Жива ли?

И когда он поворачивает своего коня вспять, то это теперь уже скачет он не только навстречу всаднику с бантом, кровенеющим на груди, навстречу заре новой жизни, но и навстречу своей любви, от которой только что чуть не оторвало его, не унесло навсегда этим смерчем позорного бегства. Нет, не в последнюю очередь должна была повлиять на это решение Григория его в неурочный час зародившаяся под звездным степным небом, несчастная и все же счастливая любовь. Так скорее же туда, где ждет не дождется его она, Аксинья.