Традиции & Авангард. № 4 (7) 2020 г.

В нашей семье все пятеро были незаконно репрессированы. Троих реабилитировали. Но братьев Дмитрия и уже покойного Григория – нет. И куда я об этом ни писал, мне так и не ответили.

Ещё дикость. У родителей незаконно отобрали всё имущество.

Пытался я, член Московской ассоциации жертв незаконных репрессий, получить хоть какие крохи компенсации. В судебной тине дело и увязло…

В печали я часто подолгу рассматриваю вот эту справку о своей реабилитации.

Читаю в ней:

«Где, когда и каким органом репрессирован».

Ответ:

«1934 г. Калачеевским РИК».

РИК – это райисполком.

В третьей строчке указан год моего рождения. 1938-й.

Только вдумайтесь.

В Ковде Мурманской области, куда сослали нашу семью, я родился в 1938-м, а репрессирован Калачеевским РИКом Воронежской области в 1934-м одновременно вместе с родителями, которые отказались вступать в колхоз!

Вот какой бдительный был «социализм с социалистическим лицом».

Наказывал человека за четыре года до его рождения! Брат Григорий был наказан за год до рождения и на всю жизнь! Григорий, повторяю, родился уже виноватым. И умер виноватым. Всю жизнь в репрессии. Да за что? В чём его вина? Кто объяснит? Кто ответит?

Брат Дмитрий был репрессирован в два года…

Я перенёс целых шестьдесят два года незаконной репрессии.

Шестьдесят два года постоянного советского страха…

Всю жизнь душа и воля в советском ярме… А за что?

Я никак не вспомню, какое ж тяжкое преступление перед государством я совершил за четыре года до своего рождения?

Дмитрий Филиппенко

Дмитрий Филиппенко родился в 1983 году в городе Ленинске-Кузнецком Кемеровской области. Публиковался в журналах «Огни Кузбасса», «Берега», «Ковчег», «Плавучий мост», «ЛиФФт», «Байкал», «Начало века», «Русское эхо», в «Литературной газете» и ряде других изданий. Главный редактор литературного альманаха «Образ». Автор трех книг стихотворений: «На ладонях берёзовых рук», «Небо на подоконнике», «На побережье пульса».

Тише, тише, давай без любви…

В эфире

Я взял молчанье, тишину в эфире,
Теперь меня не слышно никому.
Спокойно посижу в своей квартире,
Смирение дано мне одному.

В сети воюют и кричат поэты,
А я пишу больные, но стихи.
Понятно мне, где мухи и котлеты,
И ясно мне, где духи и духи.

Сегодня

Во дворе белый запах мороза.
Наберу два ведёрка угля
И начну новый день с Берлиоза
У печи посреди февраля.

Растоплю я кедровую баню,
Приготовлю я ужин жене
И стихи о любви ей сварганю,
Вот что близко и дорого мне.

«В подземной колыбели тишина…»

В подземной колыбели тишина,
Ползёт змеёю ленточный конвейер.
Мужская дружба здесь всегда сильна,
Прохладой внеземной по шахте веет.
Проходчик знает, знает каждый ГРОЗ,
Что шахтная вселенная мгновенна.
По квершлагу плывёт дизелевоз.
И подвигов история бесценна.

Летом…

Летом в шахте так же, как зимой:
Тот же воздух, почва, та же кровля,
Бригадир такой же деловой!
Думает, что все ему неровня.

А проходчик так же устаёт,
Но глядит на всё он с оптимизмом,
Девушку любую украдёт,
Обладая бешеной харизмой.

Летом в шахте так же солнца нет,
И вода в забое ледяная,
Но шахтёр несёт жене букет,
Бригадира матом вспоминая.

«На сонный берег января…»