Традиции демонов

— Нет. Я родился в Баку. Но мы говорим на одном языке. Поэтому я вас понимаю. Это родной язык моего народа.

— Аллах послал мне радость в мои годы, — всплеснул руками Интигам, — значит, в других странах тоже живут люди моего племени?

— Они уже не племя, а многомиллионный народ, — пояснил Сеидов, — и есть целая страна. Кроме того, нас окружают соседи — турки, туркмены, узбеки, казахи, киргизы, татары, которые тоже говорят на понятном нам языке.

Старик радостно закивал головой и, поднявшись, вышел из дома.

— Что ты ему говорил? — спросила Алена.

— О родстве тюркских народов, — пояснил Фархад.

— Я начинаю подозревать, что ты отъявленный националист и религиозный фанатик, — пробормотала она, с трудом сдерживая улыбку.

— Ненавижу националистов, — сразу ответил Сеидов, — они разрушили нашу прежнюю страну, устроили бойню между азербайджанцами и армянами. Национализм всегда выражение чувства неполноценности нации. Я их просто презираю.

— Кажется, я задела твое больное место.

— Еще какое. Ты даже не можешь себе представить, насколько жалкими и подлыми методами пользуются националисты. Я искренне считаю, что люди, провозглашающие свою нацию лучше других, являются больными параноиками. В мире столько умных народов и наций, у которых нужно учиться. Англичане, французы, русские, немцы, итальянцы, японцы, китайцы, всех невозможно перечислить…

— И евреи как особая нация, — улыбнулась Алена.

— Да, — согласился Фархад, — по-настоящему особая нация. Я об этом часто думаю. Ни одному народу в истории не пришлось перенести столько страданий, сколько перенес еврейский народ. Ни один народ сознательно не уничтожали с такой ненавистью и злостью. И ведь не только в фашистской Германии. Еще за две тысячи лет до этого. И потом по всей Европе. Их сжигали на кострах, убивали, выгоняли, грабили. А сколько погромов было в царской России? У нас в Баку, где я вырос, не было ни одного еврейского погрома за всю историю города. И мы этим очень гордились. Может быть, другим народам нужно учиться у евреев умению выживать вопреки всему, умению верить в свои идеалы, даже тогда, когда верить невозможно, умению жить там, где нельзя выжить. Они сохранились в истории без своего государства и своей территории. Великие нации и народы растворились в глубине исторического прошлого, а они сохранились, вопреки всему. Я бы посылал туда людей из других стран, чтобы они учились этому секрету выживания.

— У тебя к ним особое отношение, — усмехнулась Алена, — а я думала, что ты их должен ненавидеть, — она показала на сломанное кольцо.

— Тогда я должен ненавидеть и вас, — заметил Фархад. — Ты знаешь, как мне было трудно в девяностые годы в Москве? Иногда я слышал за своей спиной обидные слова, а иногда мне прямо в лицо говорили, что слишком много «чернозадых» приехало в столицу. Такие вещи говорят до сих пор, но уже не мне, а моим племянникам или детям моих друзей. Так вот, я никогда не считал говоривших подобные слова придурков представителями русской нации. Нации, давшей миру Пушкина и Чайковского, Толстого и Чехова. Поэтому я всю жизнь презирал националистов и восторгался людьми, которые любят и уважают другие народы.

— Ты у нас космополит, — заметила Алена.

Кажгельды удивленно слушал их монолог. Он давно обратил внимание на их отношения. Иногда, забываясь, они переходили на «ты». Впрочем, это было не его дело. В конце концов, каждый начальник имеет право на красивую помощницу или секретаря, с которой можно говорить на «ты».

Старик вернулся в дом, принес целое блюдо свежей рыбы. Она была приготовлена по древнему методу, на углях.

— Попробуйте, — предложил им Интигам.

— Когда мы вернемся в Москву, я сяду на диету, — пробормотала Алена, пробуя рыбу.

— Я готовлю рыбу для аль-Рашиди, — неожиданно сказал старик, — он иногда у меня остается. Здесь тихо и спокойно, никто не сможет его найти.

После обильного позднего ужина или раннего завтрака старик пригласил их отдохнуть. Алене отвели место в небольшой комнате, где была одна кровать, а мужчинам предложили две кровати в другой комнате. Кажгельды прошел к своей кровати. От усталости он буквально шатался. Все были измучены до такой степени, что с радостью приняли предложение старика.

— Мы неправильно распределили комнаты, — пошутила Алена, — нам с тобой должны дать общую комнату, а нашему молодому переводчику мою.

— Тише, — одернул ее Сеидов, — как тебе не стыдно. Говори тише, он может услышать. Я уже не говорю, что подобным поведением мы оскорбим старика.

— Вот так всегда, — притворно вздохнула Алена, — нужно думать о стариках, детях, инвалидах, великих державах. Поэтому я и остаюсь одна, без мужа.

— По-моему, ты выпила много местной настойки, — заметил Сеидов, — учти, что это не обычная сорокаградусная водка, а семидесятиградусная настойка, которая в условиях жаркого климата действует как удар молотом.

— Тогда я лучше пойду спать, — кивнула она, направляясь в свою комнату.