Традиция и раса

В имперскую эпоху арийское римское самосознание покачнулось. Если из азиатских провинций в него привносились элементы древней «солнечной» духовности (такие как митраизм, или «божественная» концепция царственности), которые придавали ему энергию, то поступали также и крайне вредные ферменты этнического и духовного распада, учитывая этнический, демографический и расовый упадок древней арийско-римской ветви. Для фашистской Италии, которая с недавних пор выполняет свою собственную имперскую миссию, расовые соображения по поводу судеб древней Римской Империи, а также имперского символа Средних Веков, особенно поучительны.

Величие Рима создано элитой (ее мужественный и арийский «стиль», а также изначальная эксклюзивность хорошо известны). Так вот, казалось бы логичным, если бы, по мере того, как Рим собирал под свое крыло все более сложную и разнообразную совокупность народов, это параллельно приводило бы к консолидации, защите и приумножению первоначального господствующего арийско-римского ядра. Однако происходит прямо противоположное: чем более расширяется древняя империя, тем более ослабляется «римская раса». Она безответственным образом открывается всяческим посторонним влияниям, а также подчиненным классам; поднимает этнически сомнительные элементы до высокого звания римских граждан; воспринимает культы и обычаи, полная противоположность которых первоначальному римскому менталитету делала их, как указывал Тит Ливии, совершенно несовместимыми.

Со своей стороны, императоры зачастую создавали вокруг себя вакуум вместо того, чтобы опираться на элиту, окружать себя людьми, верными древнему римскому самосознанию и еще способными «проявлять твердость» как в расовом, так и этическом плане. Напротив, они сделали своим символом абсолютизм, ослепленные магической силой своей обожествленной, но ставшей абстрактной, изолированной и лишенной корней функции. Нелепо думать, что, опустившись так низко, Империя смогла бы продолжать сколько-нибудь длительное время навязывать свою волю различным расам, которые политически находились в ее орбите. Чистые случайности вместе с первыми серьезными столкновениями на границах не могли не вызвать разрушения этого огромного организма, лишившегося станового хребта.

Что касается Средних Веков, мы знаем, что Церковь прилагала усилия, чтобы возродить наднациональный символ Рима, добавляя идеалы католицизма к новой концепции идеи Империи, идеи Sacrum Imperium (Священной Империи). К сожалению, итальянский народ, так сказать, остался в стороне от разработки этого нового символа; вовсе не ставилась задача выявить в среде нашей расы элиту, которая с расовой и духовной точки зрения была бы на высоте такого символа. Напротив, возобладал средиземноморский компонент (склонный к анархизму, индивидуализму и обособленности, источник нескончаемых споров и противостояния), не говоря уже о падении общего уровня в этическом плане. Отсюда знаменитая фраза Барбароссы, который с презрением указывал на этих людей, похвалявшихся тем, что являются номинально римлянами. Следствием всего этого явилось то, что средневековая имперская функция, хотя и провозглашалась священной, в основном присваивалась представителями других рас, особенно германских, в которых лучше сохранилось определенное число качеств расы. В результате Италия играла лишь второстепенную роль в построении средневековой римско-германской имперской цивилизации.

Таковы два ярких примера опасности, с которой сталкивается всякое строительство или идея имперского типа, когда они не покоятся на прочной расовой основе. Что касается «выбора традиций», который заставляет сделать арийское расовое сознание в свете современной итальянской истории, необходимо привыкнуть к радикальным изменениям перспективы. Мы лишь отметим, что неуместно считать истинно нашей (в противоположность тому, чему учит так называемая «История Отечества» масонского толка) Италию общин (коммун). Последняя была направлена против имперской власти: это была не простая борьба против иностранного, а борьба между носителями двух противоположных типов цивилизации. Именно на стороне императора (и против коммун) выступала феодально-аристократическая цивилизация, сохраняя еще в значительной степени арийский и северо-арийский образ жизни. Новая Италия — это Италия «гибеллинов» и Данте, а не «гвельфов» и коммун.