Традиция, трансгрессия, компромисс

Деревенские женщины Русского Севера иногда используют специальную сигнальную систему, чтобы заявить, что они «не принимают». К двери прислоняется палка – сторожок, что означает: хозяев нет дома. При этом женщина иногда может находиться в доме. Нам объяснили, что пожилые женщины «любят закрываться»: они символически регулируют свою открытость к коммуникации при помощи палки, прислоненной к двери с внешней стороны.

Любые неожиданные изменения в приватном пространстве хозяйки – во дворе, хлеву или дома – могут интерпретироваться как несанкционированное, а следовательно, опасное проникновение. Так, например, жительница одной из деревень Вологодской области рассказала нам: когда у нее заболела нога, она стала искать в доме, проверять, что не так. Она нашла щепочку, воткнутую между бревнами, и пришла к заключению, что кто-то ее испортил. Другая женщина, 1956 года рождения (то есть четвертое поколение), рассказывала:

Они мне принесли колдованой соли пуд. Я нашла под крыльцом, у себя. Под сенями. Пять крестов на меня было закопано. Под сенями я всё нашла. Господь мне всё подсказал. «Ищи! – говорит. – Ищи». Я всё нашла. Церковные кирпичи были принесены. (Ваш20а-1)

Женщина нашла множество подозрительных предметов под своим крыльцом. Если в пространстве, принадлежащем хозяйке, что-то изменилось без ее участия, значит, кто-то вторгся в него без разрешения и вел себя там как хозяин, наводил свой порядок [Адоньева 2004: 87].

– Раньше тоже было людей всяких, то на дворах что-нибудь наделают. Ну, люди, другие, старые-то, которые уж раньше-то там старые были, знали и ко скоту, и вот там мало ли, другие есть… Вот у нас у самих было, там дома, в Мегре, девять коров у нас папаша обменял, все было не доили. Не доили, лягалися. Потом нарвался уж на корову, дак… Потом стали двор перебирать, а было во дворе какие-то заколочены скобы. Вот это мешало. Ну вот, потом, мужчина у нас было лошадей держал, все скот падал, коров держали, падал все скот. Ну, а потом ему сказали, что это, ты вычисти все во дворе, все дотла, все, весь навоз вывези. Он стал вывозить там навоз, дак всякого костья, всего было на дворе. Вот он вычистил все на дворе, все это костье, все зарыл в яму, и потом… скотину завел, и потом не стала падать скотина.

– А скобы где были?

– Скобы-от были как-то во дворе над этим, над хлевом были заделаны. Спрятаны. Кто так сделал? Дак это ли, чего ли… Потом это, тоже мы перебрали, дак вынули эти скобы. Потом нарвались на корову на хорошую. Тоже было всяких людей-то. (Женщина, 1925 г.р., Белозерский район, Вологодская область, 15 июля 1995 г., ФА, Bel20a-62)

Устройство бревенчатых домов предполагало использование специальных скоб, которые закреплялись в стене, но рассказчица обнаруживает их либо закрепленными каким-то иным образом, либо в неположенном месте. Как это часто случается, в рассказе она переключается со своей истории на похожую историю о других; в такой речевой практике факт того, что обе истории имеют общий культурный сюжет, подтверждает вывод, который делает рассказчица: «Всякие люди бывают». Этот дискурс обладает достаточной для агрессии мотивацией.