Традиция, трансгрессия, компромисс

В этом нарративе зависть, приписываемая колдунам, заставляет их внимательно присматриваться к окружающему их общественному пространству в поисках проявлений неравенства. Здоровье и общее благополучие сына Валентины порождает у подозреваемых в колдовстве стремление «испортить» его, для самой же Валентины во всей этой истории важно понять, достаточно ли у нее социальной силы, чтобы поддерживать лояльность Дикого. С кем он будет на одной стороне – с колдуньями, которые, видимо, и наслали порчу или одобрили ее, или с Валентиной, местной самогонщицей? Дикой пытается угодить всем и выполняет роль трикстера, который играет на «обе стороны». Валентина видит во всех этих обстоятельствах конкуренцию, борьбу за свои интересы и социальные игры.

Гендер

Гендер также выполняет важную функцию в Валентининой истории. Женщины-ведьмы обладают значительной социальной силой: вероятно, с ними нельзя расплатиться за лечение самогоном, поскольку женщины реже мужчин зависят от алкоголя [Denisova, Mukhina 2010: 119]. За время нашего знакомства Валентина не рассказала ни одной истории о том, как она обращалась к ведьмам за лечением и расплачивалась с ними; чаще она рассказывала о том, как она их боится. Из всех женщин, связанных с магией, она обращалась только к бабкам, которых она разыскивала именно из-за их особых умений. В истории про Колину болезнь женщины-колдуньи действуют сообща и держатся в тени, управляя главными игроками, как фигурами на шахматной доске. В биографических рассказах Валентины колдуньи постоянно вредят мужьям и детям, убивают их, чтобы выжившая женщина всю жизнь мучилась[114]. Она говорит: «Если люди живут лучше, чем они, они стараются их уничтожить».

Таким образом, порча, так же как и сглаз, представляет собой способ социального уравнивания. Дискурс делает упор на моральный аспект: говоря о подозреваемых в колдовстве, нас предупреждают о рисках, которыми чреваты конкурентные отношения (не будьте как эти колдуньи); говоря о жертвах, нас предостерегают об опасности отступления от средней нормы (не привлекайте внимания колдунов).

В пределах этого социального поля способность женщины к открытому конфликту – в качестве колдуньи или распространительницы сплетен, то есть лица, формирующего общественное мнение, – ценится как социальный капитал (авторитет или большина) и гарантирует власть. В идеале это то качество, которого женщина должна достичь в процессе обучения под руководством большухи-свекрови. Можно сказать, что в идеале женщина учится у свекрови, чтобы занять положение в социуме как полновластный актор, имеющий покровительство сверхъестественных сил, как описано в предыдущей главе, – или, как описано в этой главе, можно занять эту позицию, делая своим оружием слухи и сплетни.

Социальная сеть колдовства

Поскольку сплетни и слухи о колдовстве вращались вокруг социальных причин всяких несчастий, нам было важно исследовать конструируемые ими социальные сети. Это оказалось непростой задачей: со многими из подозреваемых в колдовстве нам не удалось познакомиться (они, как утверждалось, либо уже умерли, либо переехали в другое место), и мы не смогли сделать в их отношении какое-либо обобщение. Тем не менее мы поговорили с двумя «колдуньями», которые фигурировали в рассказах Валентины. Таким образом, мы смогли исследовать отношения и сформировать картину социальных сетей, которые включали в себя сообщество колдунов. Магические практики могут служить одним из возможных приемов, посредством которого можно представить социальную сеть села Красного.

Возможно, это было случайным совпадением, но оказалось, что обе колдуньи пели, так же как Валентина и я (ЛО). Разговоры о пении помогли нам наладить контакт и послужили основой для дальнейшего общения. Одна из женщин, Александра Павловна А., 1941 года рождения, по прозвищу Савалиха, пела в одном хоре с Валентиной и иногда исполняла ту же партию, которая составляла славу Валентины (высокий подголосок, который в деревенском хоре традиционно велся одним человеком). Валентина рассказала множество историй о том, как или Александра, или ее мать специально делали хриплым голос Валентины, чтобы Александре самой петь эту партию во время записи или на концерте в другой деревне. Очевидным образом их отношения были омрачены ревностью к артистическому успеху.