Традиционное искусство Японии эпохи Мэйдзи. Оригинальное подробное исследование и коллекция уникальных иллюстраций

Чтобы облегчить судьбу нашим рикшам, во время подъема на утес мы спешились, и извозчики последовали за нами со своими тележками налегке; но по ту сторону вершины водораздела наша дорога все больше сужается, пока не исчезает совсем. Обходная дорога, пролегающая по насыпи, отделяющей две группы рисовых полей, представляет собой настоящее шоссе, и по нему наши рикши мчат нас к месту назначения. При этом, поскольку дорогу пересекают многочисленные канальцы, проезд через которые осуществляется по двум подложенным камням, поездка приобретает увлекательный момент: мы начинаем гадать, попадут ли наши рикши колесами своих тележек на эти камни или свергнут нас в канаву.

Преодолев все описанные выше сложности нашего пути, мы прибываем в некогда знаменитый город Камакура, опустившийся теперь до статуса городишки. Он сократился до размеров деревни, хотя когда-то его территория по площади превышала размеры тогдашнего Эдо. Камакура располагается на островах чудесной бухты, песок которой щедро усеян раковинами. Здесь находится храм, недавно восстановленный и несколько примитивно украшенный, где хранятся дары, полученные первым сёгуном от монарха в далеком 1180 году; но мы целью нашего паломничества назначили гигантское изваяние Будды, или Дайбуцу.

В скором времени мы приблизились к густому лесу и через прогал в кроне деревьев рассмотрели колоссальное изваяние. Местная фигура Дайбуцу, притом что отлита она из бронзы в сидячем положении, вознеслась в высоту на 11,4 м. Сложили ее из деталей площадью без малого по 2 м², потом их спаяли вместе, и теперь фигура в целом представляет собой единое громадное сооружение из металла. Статуи Дайбуцу обычно водружают на фундамент в форме цветка лилии (цветок орехоносного лотоса); но в этом случае основа изготовлена в виде только двух лепестков такого цветка, которые прислоняются к стене справа и слева от Будды, так как закончить оформление образа строители до сих пор не удосужились. Будда изображен в позе величественного отдохновения с выражением абсолютного умиротворения на лице. В его лоб вставлен алмаз, из которого должен проливаться свет и который служит воплощением мысли, подобной той, что выражена в нашем Священном Писании словами: «Я представляю свет мира». Руки изваяния расположены ладонями вверх, большие пальцы смыкаются кончиками, а все остальные пальцы направлены вверх. Одежды изящно струятся по фигуре Будды, открытой оставлена только его грудь. Перед ним стоит столик, напоминающий по виду алтарь, на котором находится две бронзовых вазы, бронзовая курильница и два сосуда для цветов. Бронзовые вазы содержат по композиции из листьев и цветов орехоносного лотоса, красиво составленные и очаровательно отлитые из металла. Высота алтаря составляет 1,8 м, а над ним возвышаются бронзовые лилии в вазах; но все-таки алтарь с его цветами выглядит маленьким на фоне грандиозной фигуры Будды. Справа и слева от изваяния находится по бронзовому фонарю на тумбах высотой 3 м. После тщательного осмотра этого колосса снаружи мы заходим внутрь его, так как он полый. Внутри изваяния оборудован алтарь или молельня. Приблизившись к алтарю, мы увидели проявления европейского снобизма, кажущегося демонстрацией высшей степени презрения к местному народу в таком священном для него месте. На лбу одной из статуй, стоящих на алтаре, некий пакостник из англичан или американцев написал синим карандашом свое имя! Такому позорному поступку еще не придумали достойного осуждения! Возмущению моему нет предела: сноб только самого низкого пошиба мог додуматься написать свое имя на произведении искусства. Но когда таким манером оскверняют священный алтарь, совершившего его осквернение преступника следует привязывать к позорной телеге и тащить за ней через весь город, нахлестывая кнутом по всем мягким местам.

Вскарабкавшись по лестнице, мы поднимаемся на платформу внутри изваяния, с которой через отверстие в голове открывается вид на окрестную сельскую местность и бухту. Затем мы спускаемся к завтраку под открытым небом.

С порцией жареного тетерева в одной руке, куском хлеба в другой я обхожу статую по кругу и замечаю над ее лопатками две больших металлических петли, происхождение и предназначение которых понять не могу. Господин Маунси, озадаченный таким открытием не меньше меня, обращается за разъяснением к своему местному переводчику. На его вопрос незамедлительно поступает ответ: «Для сияния». Но поскольку для нас никакого понимания не наступает, мы просим произнести по буквам, и опять получается «для сияния». Задав тот же самый вопрос всеми мыслимыми способами, мы получаем один и тот же ответ «для сияния». На том нам пришлось угомониться.