Крестьянский быт оставлял много простора для возникновения других, менее опасных болезней и детских недомоганий. Плохо проваренная пища часто вызывала расстройство желудка. Если за едой нападала икота, полушутя, полусерьезно произносили заговор: «Икота, икота, пойди к Федоту, от Федота к Якову, от Якова ко всякому» (НАКНЦ, ф. 1., оп. 6, д. 491, л. 31). От болей в животе и поносов основным лечебным средством был отвар либо сок распаренного в чугунке корня калгана (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 490, л. 55; д. 627, л. 2). Отваром дитя поили три раза в день в течение трех суток, сок корня калгана действовал намного быстрее. Примерно до пяти-семи лет дети испытывали недостаток в минеральных солях. Поэтому они часто колупали печи или накипь («припой
») с самоваров и грызли их. В качестве болезненного такое детское пристрастие не рассматривалось, негигиеничная привычка с возрастом проходила сама собой (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 490, л. 66).От постоянного хождения босиком по земле и холодному полу дети младшего детского возраста часто страдали кожными раздражениями на ногах, что выражалось в появлении цыпок и долго не проходящих красного цвета корост – «лябушей
» (ср. вепс. läboi – «огонь»). Их смазывали влагой, собранной чистым полотенцем с камней в поле после сильной росы. Влага выжималась в миску и заговаривалась: «Как на камне трава не растет, так нет лябушек на ногах рабы Божьей» (Там же, д. 628, л. 29). Цыпки и коросты с помощью заговоров еще и «отправляли по ветру» (Там же, д. 627, л. 5), но выяснить, в чем состоял целительский обряд, и записать сопровождающий его заговор дословно не удалось. Поскольку вплоть до 1970-х гг. дети на улице бегали босиком, достаточно обычными были занозы. Их вытаскивали с помощью острой швейной иголки, а если образовывалось нагноение, привязывали на ночь маленький кусочек мыла в смоченной водой тряпице. Чем дешевле было мыло, тем эффективней оно оттягивало гной из раны. Вывихи и растяжения звали лечить знахарок. Считалось, что при вывихах и растяжениях «жила находила на жилу» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 93). Для лечения нагревали воду, разводили в воде немного мыла. Этой водой поливали место растяжения или вывиха и делали массаж, проводя ладонью снизу вверх, как говорили, «по движению крови». При этом, говорят информанты, можно было услышать легкое похрустывание косточек и сухожилий. Желающим удостовериться, что «жила» действительно «нашла на жилу», могли дать пощупать сдвинутые с места сухожилия. Процедуру массажа продолжали от 20 минут до получаса. Затем очень туго, до боли, бинтовали больное место и оставляли повязку на месте в течение часа или чуть больше. Тряпицу бинта ослабляли постепенно, в течение нескольких дней. Считалось, что это было главным условием излечения растяжения. При вывихах после снятия повязки ребенка заставляли расслабить больную руку или ногу и встряхивали ее сверху вниз.От привычной для младшего детского возраста дизурии лечили так: в полночь мать носила больное дитя на руках пописать на пятники дверей на границе избы и сеней. При этом произносили приговор: «Как эти двери закрываются, так раб Божий (имярек) писаться перестает» (То же, л. 88). Видимо, мыслилось, что после такого действа болезнь останется за пределами избы и дитя выздоровеет. При сильном простудном кашле детей поили отваром сушеных чашелистиков («ландуши
») морошки (Там же, д. 628, л. 22). Простудный герпес на губе лечили, смазывая болячку серой из уха. В наши дни герпесное пятно на губе натирают головкой спички, затем спичкой чиркают о коробок и сжигают всю спичку до образования сплошного угля (Там же, д. 628, л. 104). Покраснения вокруг губ («огник») лечили несложным обрядом в сопровождении заговора. Зажигали лучинку (теперь жгут спичку) и проводили несколько раз над покраснением снизу вверх, приговаривая: «Огнище, огнище, возьми свое огнище. Огневое – огню, водяное – воде, у раба Божия (имярек) огник отпаде» (Там же, л. 104). Действо и заговор повторялись трижды, после чего произносилось: «Тьфу, аминь», а лучинка (спичка) бросались в воду. Различные нарывы и ожоги лечили, прикладывая к ним свежие или сушеные листы мать-и-мачехи верхней (у свежего листа – теплой) стороной. Собирать мать-и-мачеху требовалось в отдалении от деревни, «где петушиного крику не слышно» (Там же, д. 490, л. 55).