Традиционный жизненный цикл русских Водлозерья: обряды, обычаи и конфликты

Хорошей закаливающей и гигиенической процедурой было парение в печи или в бане, заканчивающееся холодным обливанием. Обдавая водой ребенка при завершении мытья, мать обычно приговаривала: «С гуся вода, а с раба божьего (имярек) вся худоба. Водица к низу, а мой раб Божий (имярек) к верху. Аминь» (АНПВ, № 2/73, л. 17). Слова могли быть несколько иными: «Утушкина водушка, лебедушкина водушка. Водушка вниз, младенечка наша (имярек) вверх» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 81) – или: «Как с гуся вода, так с раба Божьего (имярек) вся худоба. Все притци, все призоры, все витряны переговоры, откуда пришли, туда и уходите. Водичка к низу, имярек к верху» (То же, л. 92–93). В воду для обливания заболевшего ребенка добавлялась соль. Слова при этом говорились такие: «Господи, благослови! Катись болезнь, как с гуся вода. Водичка к низу, а ребенок (имярек) к верху расти» (То же, л. 46). В общем и целом мотивы и сюжеты, связанные с приговорами на обливание детей водой в бане, достаточно подробно рассмотрены в уже упоминавшейся работе С. М. Лойтер (Лойтер, 2001, с. 47–52).

В возрасте пяти-шести лет у детей молочные зубы начинали сменяться постоянными. Когда выпадал молочный зуб, его надо было принести домой, бросить в щель между стеной и печью (или же на колпак печи) и сказать: «Вот тебе, мышка, зуб репный, а мне дай костяной» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 490, л. 66). Верили, что выбрасывание молочного зуба в помойное ведро приводит к тому, что все выросшие потом постоянные зубы очень рано сгнивают и выпадают. Считалось также, что чем позднее молочные зубы сменятся постоянными, тем дольше они сохранятся у взрослого человека. В целом же процессу смены молочных зубов постоянными зубами сакрального значения, подобного прорезанию самого первого зуба у младенца, водлозеры не придавали.

В избе и на улице за ребятами младшего возраста постоянно требовался присмотр, чтобы они чего-нибудь не натворили по недомыслию, не причинили друг другу и себе ран и ушибов, не подожгли дом и другие хозяйственные строения. Опасность представляли даже передвиженья, когда мать или бабушка управлялась у печи с приготовлением пищи. Дети могли сунуться под ноги взрослым или толкнуть их, когда на ухвате находился чугунок с кипящим супом или горячим картофелем, и получить в результате сильный ожог. Чтобы избежать этого, стряпать старались, пока дети спят. Днем, убирая избу, детей в возрасте до трех лет мать сажала на шесток русской печи, чтобы все время были на виду, а более взрослых загоняла на печь или на полати (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 62–63). На улице в летнее время ребятня младшего детского возраста следовала за своей нянькой («пестуньей»), как нитка за иголкой.

В старину из-за занятости матери на разных крестьянских работах за младенцем часто присматривали немощные старики и старухи или постоянно хлопочущая у печи свекровь. В малых семьях обязанность нянчить («нянкать» или «пестить») младших детей выпадала обычно старшей сестре. Наши информанты утверждают, что семилетней девочке порой приходилось нянчить сразу двоих или троих младших братьев и сестер (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 32). Изредка роль няньки исполняли местные или пришлые нищенки. В деревню Луза на средней Илексе нищенка по прозвищу Названишна (выдающаяся сказочница) пришла во времена НЭПа, да так и прожила то в одном, то в другом доме всю оставшуюся жизнь (АНПВ, № 2/82, л. 9, 23). Именно женщин, подобных Названишне, имел в виду К. В. Чистов, когда писал о «мирских нянях» Русского Севера (Чистов, 1980, с. 131). Малолетние няньки и нищенки работали не за деньги, а за одежду и еду в доме, где им приходилось нянчить маленьких детей.

До трехлетнего возраста детей приходилось чем-нибудь занимать: таскать на руках, качать на ноге, играть «в ладушки» (под считалку «Ладушки, ладушки…»), пересчитывать детям пальцы под стихи про «сороку-воровку», смешить их пальчиком или гримасами и т. д. (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 89, 91). Обычной была игра под речитатив: «Ехали, ехали, в яму попали». При словах «в яму попали» дитя резко опускали вниз, вызывая тем у него смех. С 1950-х гг. точно так же играли под «пестушку» (термин И. И. Набоковой – Набокова, 2009): «Сидели два медведя на ломаном суку. Раз “Ку-ку”, два “Ку-ку”, оба шлепнулись в муку». Мальчиков смешили потешкой: «Лес (касались волос), поляна (касались лба), бугор (касались носа), яма (касались рта), пуп и живот» (касались пупа и живота), «а здесь барин живет» (касались полового органа мальчика). Такая же игра с девочками завершалась словами «а здесь барыня живет». Пестушки младшего детского возраста с тех пор, похоже, нисколько не изменились. Традиция, связанная с пестушками Водлозерья, неплохо исследована в статье И. И. Набоковой (Набокова, 2009).