Траектория полета

– Ох, ну да. – Он придвинулся ко мне так близко, что его бедро коснулось моего. – Вы должны посмотреть. Она все сама сняла. Думаю, у нее хороший глаз – особенно учитывая возраст.

Он показал мне, как листать фотографии, и положил телефон на мою ладонь. На снимках были виды Апалачиколы – дорожки, посыпанные устричными ракушками, лодки в заливе ранним утром, гнездящиеся крачки под мостом. Но были и снимки людей – Лайл, ее подруга Бриттани, но в основном – Мейси и я.

– Она очень наблюдательна, – тихо произнес Джеймс.

Он показал мне, как движением пальцев увеличить масштаб. На четырех фотографиях моя сестра и я сидим за обеденным столом, занятые просмотром лиможского каталога. На первой из них я что-то говорю, показывая на страницу. Мейси стоит за моей спиной, но смотрит не туда, где мой палец, а на меня. Выражение ее лица я не сразу поняла – не то грусть, не то сожаление. Вероятно, она жалеет о том, что я сижу в столовой, которую больше десяти лет она считала только своей.

На следующих двух мы обе слушаем Джеймса; на одном снимке я смотрю на Мейси, на другом – она на меня. Интересно, видела ли их сестра.

Последнюю фотографию Бекки сделала черно-белой и применила фильтр, напоминающий лунную ночь, отчего наши лица приобрели почти ангельское сияние. Мы обе смотрим на Бекки, пока она нас фотографирует. У нас одинаковые улыбки, и я впервые увидела, насколько мы похожи: маленький эльфийский подбородок, широкие миндалевидные глаза, высокие скулы и маленькие уши. Такой я всегда рисовала в воображении Мейси, думая о ней эти годы – ее красивое лицо, которое я никогда не считала похожим на свое, и глаза, которые ничего не пропускали.

– Вы выглядите, как сестры.

– Да. Мы и есть сестры. – Я заново просмотрела снимки, внимательнее изучая каждый. Вся злость, бурлившая во мне после утреннего разговора, внезапно сошла на нет, словно я увидела все с другой точки зрения и в фокусе. – Меня удивило, что Мейси решила купить телефон девятилетней девочке. Впрочем, не стала ей ничего говорить. Подумает еще, что я ее критикую.

– А я спросил. Она сказала, что Бекки – единственная в четвертом классе, у кого нет мобильника, и одноклассники над ней смеются. Поэтому Мейси купила ей телефон, несмотря на свои строгие правила. Она не считает это решение верным, но не могла допустить, чтобы над Бекки смеялись.

Я смотрела, как звезды разгораются все ярче на темнеющем небе, предвещая наступление ночи.

– Я бы тоже так поступила, – уверенно сказала я.

Я отдала ему телефон и легла на доски, совсем не удивившись тому, что он последовал моему примеру. Его плечо коснулось моего.

– Вы стали бы хорошей матерью.

Я замерла рядом с ним, а он продолжил, словно не заметил:

– Вероятно, по той же причине, что и Мейси. Я считаю, что мы либо копируем наших родителей, либо делаем все в точности наоборот. Иногда все, что нам нужно сделать, чтобы простить своих родителей, – понять их собственное детство.

– Берди никогда не говорила о своем детстве. Все, что мы знаем, мы слышали от бабушки. Бабушка хотела иметь много детей, но не получилось. Наверное, поэтому Берди так избаловали. А это не очень-то подготавливает к роли матери.

– Однако она передала вам хорошие гены. Я знаю, что ей за семьдесят, но не дал бы и больше сорока пяти.

– Мы с Мейси часто шутили на эту тему. Берди никогда не признавалась, сколько ей лет. Мы искали ее свидетельство о рождении и так и не нашли. Я знаю, что они с моим отцом учились в одном классе, значит, они примерно одного возраста. – Я молчала, делая мысленные расчеты. – Он родился в 1940 году, сейчас ему было бы семьдесят пять. Если она того же возраста, ей было около тридцати девяти, когда я родилась, и сорок четыре, когда родилась Мейси. Непопулярный выбор в то время, но вероятный. И обе беременности, скорее всего, случайные. Не представляю, чтобы Берди мечтала стать матерью.

Джеймс некоторое время молчал, как будто ждал, что я продолжу.

– Я слушаю, вы же знаете, – наконец сказал он.

Я расслабила кулаки, которые неосознанно сжала, словно предвкушала признание, выпускала наружу собственных демонов.

– Вы о той утренней сцене в парке?

Он не ответил, но я чувствовала на себе его упорный взгляд.

Я глубоко вздохнула, удивляясь, почему меня тянет ему признаться. Хрупкие умы. Нас объединяло понимание того, что это такое. Я закрыла глаза и начала говорить:

– У Лайла и Мейси была дочь. Лилианна Джой[19]. Первое имя ей дали в честь обеих бабушек, а второе потому, что у Мейси уже случились два выкидыша, и они с Лайлом были невероятно рады, что она выносила третьего ребенка. – Я открыла глаза и стала смотреть на звезды и изгиб полумесяца, чтобы не видеть неподвижного лица Лилианны в тот момент, когда Лайл вынес ее на руках из бассейна. – Она была славная девочка, такая веселая. И вылитая Мейси. – Я улыбнулась, вспомнив, как сестра называла ее «Мини-я».

Я отвернулась от Джеймса, слезы закапали на деревянные доски.

– Она утонула в бассейне на вечеринке в честь четвертого июля. Все за ней присматривали, но на самом деле никто особо не смотрел.

– И Мейси винит вас?