Траектория полета

Когда она вернулась, Джеймс стоял у окна в столовой, глядя на залив, мерцающий в лучах утреннего солнца. В конце пристани, подобно стражу, замер баклан, высматривая в волнах добычу. В прежние времена Мейси схватила бы камеру и сфотографировала птицу. Только все это было раньше, до того, как материнство, работа и боль старых ран вытеснили из ее жизни прежние увлечения.

– Здесь так красиво, – проговорил Джеймс. Было очевидно, что он сказал это не из простой вежливости. – Что-то есть такое в воде…

Его голос затих, и Мейси показалось, что у него перехватило дыхание.

– Вы часто ходите на пляж? Насколько я знаю, вы живете в центре города…

Он обернулся, и она вновь встретилась с его печальными глазами.

– Семья моей жены владеет домом на массачусетском берегу, мы с женой ездили туда, когда позволяла работа. Жаль, не очень часто. – Джеймс опять повернулся к окну и продолжил разглядывать спокойную гладь залива. – Что-то в воде… Кейт… моя жена… говорила, что всех нас тянет к воде потому, что мы из нее и вышли. Из воды в утробе матери. Мягкое покачивающее движение возвращает нас к тому времени, когда нас любили безо всяких условий и защищали от всех тревог. Хотя я не уверен, что вполне с этим согласен.

– Почему?

– Наверное, сестры бы посмеялись над моими философскими потугами, но вы – учитель, и я постараюсь выразить свою мысль как можно точнее. – Джеймс ненадолго задумался и сделал глубокий вдох. – Я всегда считал, что меня тянет к воде потому, что я вижу в ней бесконечный источник обновления. С каждой волной, с каждым приливом вода очищает берег от всех несовершенств.

Мейси снова к нему повернулась, желая спросить, от чего он испытывает необходимость очиститься, однако сдержалась. В Джеймсе чувствовалась такая печаль, к которой она не была готова – в ее собственной лодке и так достаточно тяжкого груза, лишнее может ее потопить.

После короткой паузы он заговорил первым.

– Какие новости о дедушке?

– Собираюсь навестить его сегодня после обеда. Я говорила с врачом. Инсульт лишил деда способности разговаривать и ходить. Как только его состояние стабилизируется, доктора начнут проводить реабилитацию, прежде чем выписать. На восстановление всех функций организма могут уйти месяцы или даже год. Мы переделаем дедушкин кабинет на первом этаже в спальню, поставим туда оборудование для реабилитации и будем надеяться на лучшее.

– Как восприняла все это Бекки?

Мейси увидела в глазах Джеймса искреннюю заботу. Никто другой не догадался задать этот вопрос, и на душе у нее потеплело.

– Я беспокоюсь о ней. Она приняла случившееся близко к сердцу – как будто уже потеряла дедушку. Бекки очень чувствительна, у нее сильно развита эмпатия. Думаю, влияние моей матери – вся эта драма не могла не затронуть ребенка.

– Не думаю, что эмпатия – плохо. Моя старшая сестра такая же. У меня ушли годы на то, чтобы понять – она просто видит больше, чем остальные. Я жалею, что раньше мало к ней прислушивался.

В его тоне звучало почти предупреждение. Мейси отвернулась от окна.

– Давайте я позвоню тете Марлен и передам Джорджии, что вы ее ждете?

Она потянулась к карману джинсов, потом вспомнила, что оставила свой мобильный телефон наверху.

Джеймс взглянул на нее, сузив глаза.

– Почему Джорджия не желает иметь сотовый? Вы сказали, я могу спросить у вас как-нибудь.

Мейси помолчала, вовсе не уверенная в том, стоит ли отвечать на этот вопрос.

– Скажешь ему или я сама расскажу?

Джеймс и Мейси удивленно обернулись. Джорджия уверенным шагом прошла в комнату, бросила на стол новую порцию каталогов и, не дожидаясь ответа, заявила:

– Ненавижу телефоны, потому что они вторгаются в мою жизнь, мешают, отвлекают от занятий. Когда я жила здесь, терпеть не могла звонить дедушке, чтобы сообщить, где нахожусь – главным образом потому, что обычно находилась не там, где должна была, и не с тем, с кем следовало. Думаю, нежелание быть доступной по телефону и, возможно, чувство вины перенеслись и в мою взрослую жизнь. Да, для работы быть на связи необходимо, но если я и говорю по телефону, то делаю это вынужденно.

Джеймс выслушал Джорджию, не меняя выражения лица.

– Мальчишкой я кидался сырыми яйцами в прохожих с нашего сорокового этажа. Мне долго удавалось оставаться непойманным, пока кто-то, наконец, не вызвал полицию. Я спрятался под кровать, а моя сестра открыла дверь и спокойно сказала им, что она дома одна и что обещает посмотреть, кто кидается. Мне потом пришлось целый месяц застилать ее постель и делать за нее математику, чтобы она не рассказывала ничего отцу.

Мейси скрестила руки на груди.

– Я думаю, история Джорджии хуже.

Джеймс сел возле стола.

– Я рассказал это не для того, чтобы сравнить, кто вел себя в юности хуже. А для того, чтобы вы знали: я прекрасно понимаю отношения сестер. Никого другого мы не можем любить и ненавидеть одновременно.