Траектория полета

В кресле-качалке на веранде я прислонила голову к спинке и, задержав дыхание, принялась считать птиц, летающих над тихими водами залива. Еще одна глупая игра из моего детства: не дышать, пока не насчитаю хотя бы десяток. Я часто задаюсь вопросом, почему мне нужно выдумывать для себя подобные маленькие развлечения – и почему до сих пор я продолжаю это делать. Возможно, во мне еще жива детская потребность вносить порядок в свою разрозненную, неорганизованную жизнь.

– Что вы делаете? – спросил Джеймс.

Я перестала качаться и поставила ступни на пол. И покраснела, осознав, что пока я задерживала дыхание, сидела с надутыми щеками.

– Просто думаю кое о чем.

Он смотрел на меня спокойно, однако я заметила, как дрогнул уголок его рта. Видимо, он слишком устал, чтобы рассмеяться вслух.

На прошлой неделе мы просматривали каталоги и Интернет (пользуясь его ноутбуком), и я обзвонила десятки музеев и коллекционеров как в Америке, так и в других странах. Никто никогда не видел такого узора, как наш, или хотя бы чего-то похожего. Мне надавали кучу советов по поводу того, где искать, и я стала чувствовать себя Алисой, бегущей за неуловимым кроликом по бесконечной норе.

Послышался рокот приближающегося мотоцикла. Судя по звуку, он замедлился, потом остановился. Я встала с кресла и спустилась с крыльца как раз в тот момент, когда из-за угла появилась тетя Марлен.

– Ты приходишь так поздно и уходишь так рано, что я подумала: если хочу провести с тобой какое-то время, лучше найти тебя здесь. – Ее волосы стояли дыбом от быстрой езды без шлема, и с шортами она надела не шлепанцы, а ботинки – из уважения к своему транспортному средству. – Ты уходишь до рассвета и приходишь, когда мы с собаками уже храпим. Пришлось приехать сюда, несмотря на риск встретиться с Берди.

Джеймс поднялся ей навстречу.

– Рад снова вас видеть, мисс Чамберс.

Марлен глянула на меня, вскинув брови, как бы говоря: «Вот это джентльмен!», потом повернулась к Джеймсу.

– Пожалуйста, садитесь. И зовите меня просто Марлен. Меня никто не зовет по-другому уже многие годы, и мне приходится всякий раз с трудом вспоминать, кто такая мисс Чамберс.

Джеймс предложил ей свое кресло, но она отмахнулась и уселась на верхнюю ступеньку.

– Как дедушка?

– Поправляется. Врачи говорят, могло быть намного хуже – счастье, что Лайл оказался рядом и быстро доставил его в больницу. Дедушка почти не говорит и едва ходит, но мы надеемся, что реабилитация поможет.

С помощью Лайла и Джеймса мы устроили дедушку в его кабинете на первом этаже, недавно переоборудованном в спальню. Стены комнаты там украшены акварелями бабушки, нарисованные цветы и пчелы как будто перенесли деда на любимую пасеку.

– Он в здравом уме? – спросила Марлен напрямик.

– Пока трудно сказать, он еще не разговаривает. Врачи уверяют, что функции мозга не нарушены. Мы возим его в реабилитационный центр и потом еще работаем с ним дома. Я думаю, дедушка страдает от того, что лишен общения – чувствую, он хочет что-то спросить. Но писать он пока не может, правая сторона тела парализована. Мы знаем, что может развиться депрессия, поэтому с ним всегда кто-то есть. Берди подолгу сидит возле него, а моя обязанность – поднимать его и водить по комнате несколько раз в день, пока Мейси на работе.

Марлен кивнула.

– Уверена, Мейси рада, что у нее есть помощница.

Я кашлянула, а Джеймс отвел глаза.

Уловив намек, Марлен тут же сменила тему:

– Встретила вчера Флоренс Лав. Она сказала, что заедет вечером, накроет ульи, чтобы завтра с утра отвезти их на болота. Очень любезно с ее стороны.

– Я с радостью помогла бы, но, боюсь, только помешаю. Почти забыла, как обращаться с ульями. Помню, самое важное – убедиться, что пчеломатка осталась в рамке с расплодом.

Джеймс подался вперед, искренне заинтересованный.

– Чтобы ульем было кому управлять?

Я улыбнулась, вспомнив похожий разговор с дедом.

– Это вроде курицы и яйца. Матка не выживет без рабочих пчел: они ее кормят, заботятся о детках и обо всем улье. А рабочие пчелы не выживут без ее яиц. У каждого из них своя роль, собственная цель существования. Пчелы знают свои роли и ведут себя соответственно. В противном случае необходимый порядок вещей будет нарушен, и весь улей погибнет.

– То есть у них матриархат. Рабочие пчелы, наверное, спрашивают указаний, как им вернуться, если они заблудились.

Я улыбнулась.

– Да и да. Они исполняют нечто вроде танца, чтобы рассказать остальным рабочим пчелам, где найти хорошие источники пищи, а пчелы-самки выполняют всю работу в улье. Работа самца-трутня заключается только в том, чтобы спариться с пчеломаткой – что она и делает с несколькими за раз.

– Счастливчики, – рассмеялся Джеймс.

– Вообще-то, нет. Пенис трутня ломается во время полового акта, и он падает замертво.

– Славная смерть, – с ухмылкой заметила Марлен.

Джеймс от души расхохотался, и я поняла, что смеется он не часто. Хотя, вероятно, так было не всегда.

– Флоренс позволит нам ей помочь, если мы пообещаем не мешаться под ногами? – спросил он.

Я удивленно подняла брови.