Траектория превосходства

Во всех ли случаях применима мораль? На этот вопрос можно получить различные ответы – в зависимости от того, с какими потерями для человека связано моральное поведение. Когда Мехмет рассказал мне эту историю, я, как, наверно, большинство из вас, подумал, что точно взял бы хотя бы двоих, а кого именно – это уже вопрос жребия, а не моей прихоти. Но любое дополнительное условие этой задачи может кардинально влиять на ответ. А что, если бы я ехал к семье, или же к начальнику бункера с каким-нибудь недостающим прибором? Каждый взятый мной пассажир уменьшил бы вероятность моего выживания, ставя под угрозу жизнь семьи или даже целого множества людей, укрывшихся в бункере. Есть ли в таких ситуациях правильное, моральное решение задачи? Почему тех, кто вдруг оказался со мной на одной дороге, я должен ценить больше, чем остальных? Единственное их отличие от других – небольшое географическое расстояние от меня, а не хромота, бедность или шизофрения…

– 4 –

«А как же жена Мехмета?» – спросит вдруг вдумчивый читатель. И действительно, с момента переезда в США о ней не упомянуто ни слова. Это не случайно: последнее, о чем Мехмет хотел говорить со мной – отношения с Мартой в тот период. Я могу восстановить картину событий лишь по косвенным признакам.

Во-первых, многое указывает на то, что в Париже любовь магнитом тянула их друг к другу. Но после, через пару лет после переезда в США, что-то произошло. Кто был инициатором охлаждения отношений, с уверенностью говорить трудно. Да и бывает ли у таких процессов инициатор? Или обе стороны в равной мере раскачивают лодочку? Тем не менее, ясно одно – сон, который увидел Мехмет на излете первого года пребывания в США, если и повлиял на отношения, то далеко не сразу.

Во-вторых, после рождения ребенка Марта перестала сниматься и полностью посвятила себя воспитанию дочери. Судя по отрывистым комментариям Мехмета, она общалась с ней гораздо больше, чем с мужем. Как казалось Мехмету – слишком много. Но разве можно судить о таких вещах по рассказу одной стороны, и не спряталась ли здесь глупая ревность?

В-третьих, сам Мехмет стал гораздо чаще пропадать на стороне, причем все чаще – в «Салуне у Люсьен», где можно было слиться с остальными игроками в покер, вдыхая такой приятный порой дым настоящих сигар. «Культурный клуб» Джона У., видимо, оставил в душе Мехмета слишком тягостные впечатления в лице мадам Розалинды (с тех пор он старался избегать ее, чтобы не нарваться на новые откровения)…

* * *

Как-то на выходе из салуна дорогу Мехмету преградил вытянутый человек в черном плаще. Шел дождь, но человек не раскрывал зонта, а стоял, опираясь на него обеими руками, как на обыкновенную тросточку. А крупные капли, не обращая внимания на насупленное вечернее небо, весело соревновались в скорости, оставляя на плаще, слегка потрепанном, но добротном, все новые и новые русла для озорниц-последовательниц. Человек прищурился, будто бы сомневаясь в чем-то, но когда Мехмет попытался обойти его, вежливо, но твердо встал у него на пути.

– Можно сделать шаг влево? – спросил Мехмет с претензией, после пятисекундного промедления.

– Не можно, – только и ответил черный человек, все так же опираясь на «тросточку», но на этот раз с каким-то надрывом, словно пытаясь пробурить в асфальте нефтеносную скважину.

Мехмет больше ничего не говорил. Он просто стоял и устало смотрел странному человеку в глаза. В его взгляде читался даже не вопрос, а утверждение: «сейчас пройдет еще секунд десять, и ты уберешься с моего пути»…

– Вы только не нервируйтесь, – поспешно заговорил человек в черном, но это его не спасло: силовое возмездие настигло странного долговязого человечка и, как дождь поступает с пылью, прибило его к земле.

– Постойте, постойте! – прокричал он. – Я только хотел спрашивать, чтобы нашелся человек!

Мехмет притормозил. Что-то необычное содержалось в голосе человека, но не настолько необычное, чтобы быть незнакомым… Акцент с едва заметным придыханием, какая-то старо-европейская манера в жестах – паззл сложился. Этот человек был французом.

Несмотря на то, что Мехмет прожил во Франции лишь немногим более трех лет, он успел всей душой полюбить Париж и его жителей – ведь это были (с высоты прожитых лет) самые счастливые годы его жизни. И он не мог не обрадоваться французу в далекой, пока еще не прикипевшей к сердцу Америке, даже при таких курьезных обстоятельствах.

– Pardon moi, – произнес Мехмет сокрушенно. – Это недоразумение.

– Вы из Франции? – удивился человек в черном.

– Да, как и вы. Как ваше имя?

– Фрэнк, – человек поморщился. – Франсуа. То есть был Франсуа, а теперь Фрэнк, – он закончил говорить, и губы его легли в такую диспозицию, будто бы он только что съел целый лимон с кожурой.