Все поняла, когда уж нет возврата.
Коль страшные предчувствия не ложны,
Сама его, злосчастная, гублю.
Стрела Геракла, знаю я, и бога
Хирона[111] погубила: смертоносна
Тот черный яд, пройдя сквозь рану Несса,
Не сгубит и Геракла? Так и будет.
Но я решила: если он погибнет,
С ним вместе в тот же час умру и я.
Невыносимо жить с худою славой,
Когда не знаешь за собою зла.
Хор
Страшиться злодеяний надлежит,
Но до конца хранить в душе надежду.
Деянира
Безрадостны твои советы, — в них
Хор
На тех, кто впал без умысла в ошибку,
Не гневаются сильно. Будь спокойна.
Деянира
Подобные слова не для сраженных
Напастью, а для тех, в чьем доме мир.
Хор
Беседу с нами ты должна прервать,
Коль посвятить в нее не хочешь сына:
Вот он идет, отца искать ушедший.
Гилл
О мать, уж лучше бы одно из трех:
Иль умереть тебе, иль, если жить,
Или иной и лучшей сердцем стать!
Деянира
За что, о сын, меня ты ненавидишь?
Гилл
Узнай: ты мужа своего, — о нет! —
Ты моего отца сейчас убила.
Деянира
О, что ты говоришь, дитя мое?
Гилл
Я правду непреложную сказал.
Не сделаешь не бывшим то, что было.
Деянира
Что ты сказал? Кто называл меня
Виновницей такого злодеянья?
Гилл
И говорю о них не понаслышке.
Деянира
Где ж ты нашел, где встретил ты его?
Гилл
Коль хочешь знать, мне все сказать придется.
Итак, он шел, разрушив град Еврита,
С добычей и трофеями побед.
Встает над всей Евбеей, с двух сторон
Омытый морем, мыс Кенейский. Там
Он древле почитаемому Зевсу
Алтарь и рощу посвящал. Его
Он к жертвам приступал. Тут прибыл Лихас,
Неся твой дар — смертельную одежду.
Надев ее, как наказала ты,
Он заколол двенадцать лучших в стаде
Тельцов отборных. А всего пригнал он
До ста голов, всех возрастов, скота.
И вот сперва — злосчастный! — с чистым сердцем,
Наряду радуясь, молиться начал,
Когда ж священный пламень дров смолистых,
Он вдруг покрылся потом. Стан и члены
Ткань облепила плотно, — как ваяют
Художники. Язвительная боль
Проникла в кости. Словно яд смертельный
Жестокой гидры начал грызть его.
Тут к Лихасу воззвал он, — хоть несчастный
Повинен не был в умысле твоем, —
Зачем одежду он принес — изменник?
В неведенье ему ответил Лихас,
Услышал он ответ, и грудь его
Мучительная судорога сжала;
Тут Лихаса он крепко за лодыжку
Схватил рукой и об утес швырнул,
Врезающийся в море. Брызнул мозг,
Кровавый череп на куски разбился.
И возопил народ в священном страхе,
Узрев, что тот в безумье, а другой
Погиб. Никто приблизиться не смел.
То вскакивал. В ответ гудели скалы
Евбейские, Локрийские холмы.[112]
Когда же он устал бросаться наземь,
От криков и от воплей ослабев, —
Стал проклинать он брак свой злополучный
С тобою, мать, и свой союз с Ойнеем,
В котором язву дней своих обрел.
И, отведя свой исступленный взор
От дыма жертв, меня в толпе огромной
"Сын, подойди! Не избегай несчастья
Отцовского, хотя б и смерть со мною
Пришлось делить. О, унеси меня
Подальше, прочь от взоров смертных! Если
Мне сострадаешь ты, меня отсюда
Перевези, чтоб я не умер здесь!"
Как он велел, его мы положили
На дно ладьи и, стонущего в муках,
Сюда с трудом великим довезли.
Иль только что умершим.
Так, о мать,
Ты в умысле на жизнь отца виновна.
Да мстят тебе Эриния и Правда, —
Ужасная мольба! Но ты попрала
Свой долг, убив храбрейшего из смертных, —
Подобного не встретишь никогда!
Хор
Куда уходишь молча? Иль не знаешь,
Что обвиняешь ты себя молчаньем?
Гилл
О, пусть идет! Будь ей попутен, ветер,
Зачем ей имя матери носить,
Когда она не мать в своих поступках?
Пускай же ныне вкусит наслажденья,
Которым осчастливила отца.
СТАСИМ ТРЕТИЙ
Хор
Вот как, о девушки, ныне
Явственно стало пророчества
Древнее слово, вещавшее:
Лишь исполнит год двенадцатый
Все свои двенадцать месяцев,
Громовержца кровный сын.
Все неуклонно течет к исполнению:
Как же, не видящий света за гробом,
Станет нести подневольный он труд?
Если наряд роковой —
Дело кентавровой хитрости —
В грудь его злобно впивается,
Если в плоть проник погибельный,
Смертный яд змеи чешуйчатой,
Солнца завтрашнего дня,
Гидры чудовищным призраком схваченный?
Яд на огне прикипел, и безжалостно
Несс черногривый терзает его!
О несчастная!
Бед не ждала она. Горе предвидя,
С новой женою вступившее в дом,
Средство своей применила рукой,
Советом чужим сражена,
И мнится, стенает она, и вопит,
И слез изобильных роняет росу…
Так движется рок и вскрывает
Коварства ужасный исход.
Хлынул слез поток,
Боль разливается в теле — увы!
Даже и враг достославного мужа