А впрочем, чужестранец, ты недурен собой... по крайней мере, на вкус женщин; но ведь ради их ты и явился в Фивы. Не палестра вырастила эти твои длинные кудри, которые вдоль самой щеки свешиваются тебе на плечи, полные неги: да и белый цвет твоей кожи искусственного происхождения: не под лучами солнца приобрел ты его, а в тени, заманивая добычу Афродиты своей красой...
Итак, первым делом скажи мне, откуда ты родом. [460]
Родом хвастать не могу, но на вопрос твой отвечу без труда; про цветистый Тмол ты, верно, слыхал?
Да, слыхал; это тот, что окружает Сарды?
Оттуда я родом; Лидия — моя отчизна.
Зачем ты вводишь в Элладу эти таинства?
Меня послал Дионис, сын Зевса.
Там есть такой Зевс, который рождает новых богов?
Нет, это тот, который здесь сочетался браком с Семелой.
Во сне ли или наяву дал он тебе свои приказания?
Он видел, видел и я; так-то он приобщил меня к своим таинствам. [470]
А таинства эти — в чем состоят они?
О них нельзя знать непосвященным.
Но какая польза от них тем, которые справляют их?
Тебе нельзя слушать об этом без греха, но знать о них стоит.
Ты ловко сумел пустить мне пыль в глаза, чтобы возбудить мое любопытство.
Таинствам бога ненавистны поклонники нечестья.
Ты говоришь, что видел бога воочию; каков же был он собой?
Каковым желал сам; не я этим распоряжался.
Опять ты увернулся, дав мне ловкий, но бессодержательный ответ.
Неразумен был бы тот, кто стал бы невеждам давать мудрые ответы. [480]
А скажи... Фивы — первая страна, в которую ты вводишь своего бога?
Все варвары справляют его шумные таинства.
На то они и многим неразумнее эллинов.
Нет, в этом они многим разумнее их; а впрочем, у каждого народа своя вера.
А скажи... днем или ночью справляешь ты свои обряды?
Главным образом ночью: торжественность свойственна тьме.
Это — гнилое место твоего служения, коварно рассчитанное на женщин.
И днем может быть придумана гнусность.
Довольно; за твои дурные выдумки ты понесешь кару.
Понесешь кару и ты — за твое невежество и нечестивое обращение с богом. [490]
Как дерзок, однако, наш вакхант! В словесной борьбе он, видно, упражнялся.
Говори, что со мною будет? Какой казни подвергнешь ты меня?
Прежде всего... я отрежу этот твой нежный локон.
Эта прядь священна; я ращу ее в честь бога.
Затем... передай мне тот тирс, что у тебя в руках.
Сам его отними; это — Дионисов тирс.
А тебя самого я отправлю внутрь дома и заключу в темницу.
Сам бог освободит меня, когда я захочу.
Это будет тогда, когда ты, окруженный своими вакханками, призовешь его.
Нет; и теперь он близок к нам и видит, что со мной творится. [500]
Где же он? Мне он на глаза не показывается.
Он там же, где и я; ты не видишь его потому, что ты нечестив.
Схватите его! Он издевается надо мной и над Фивами.
Запрещаю вам — благоразумный неразумным — вязать меня.
А я приказываю им это — я, чья воля властнее твоей.