Трагедии моря

Повсюду их поджидали стрелки. В 1760-х годах охотники люнебургской общины, бывало, с одного выстрела из мушкета убивали столько птиц, что ими можно было наполнить бочку емкостью в бушель[30]. Птиц убивали как для пропитания, так и на продажу. Столетием позже ряды стрелков пополнила новая порода «спортсменов», как они сами себя называли. И хотя, по мнению одного из английских визитеров на острове Принца Эдуарда, кроншнеп не представлял «достойного объекта первоклассной охоты», эта публика не отказывала себе в удовольствии пострелять. «Погода стоит отличная, работа легкая, а птица восхитительна на вкус, так что охота стоит того, тем более что заманиваемые приманками птицы сами подставляют себя под выстрелы. Однажды я убил одну на болоте: ее спутник, едва взлетев, тут же сел рядом с убитой птицей и спокойно ждал, пока я перезаряжу ружье и возьму его на мушку. Эта простодушная пара, по-видимому, только что прилетела с далекого Севера, куда еще не ступала нога кровожадного монстра в образе человека. Короткая остановка на острове Принца Эдуарда послужит этим птицам хорошим уроком». Много еще таких уроков предстояло им выучить, и цена учения была ужасающе велика.

В начале августа направлявшаяся на юг птичья струйка превращалась в могучий поток, и, если не было коротких остановок из-за непогоды, эта крылатая река держала непрерывное течение до начала сентября, когда Лабрадор и Ньюфаундленд покидали последние молодые птицы.

От берегов Ньюфаундленда и Новой Шотландии миллионные стаи быстрокрылых следовали на юг обычно не вдоль побережья Новой Англии, а открытым морем, напрямик к той части Южной Америки, которая лежит между устьями Амазонки и Ориноко, пролетая почти три тысячи миль над Атлантическим океаном. Превосходные летуны, они, видимо, обходились без отдыха, но если их даже заставала в пути непогода, то в этом ничего страшного не было, ибо они могли опуститься на воду, чтобы затем снова продолжить полет после того, как погода изменится к лучшему. Сильные восточные ветры порой относили высоко летяшие стаи к побережью Новой Англии, заставляя быстрокрылых иногда приземляться на берегах, болотах и даже на лугах фермеров.

Жители Новой Англии считали такие визиты манной небесной и называли пришельцев за их упитанность «живым тестом». Из одного из сообщений XIX столетия мы узнаем, что «их прибытие служило сигналом для каждого охотника — любителя или профессионала — браться за работу, и они убивали всех птиц, долетавших до наших берегов». Однажды осенью в 1840-х годах они приземлились на острове Нантакет в таком огромном количестве, что только нехватка дроби и пороха, к большому разочарованию местных жителей, «помешала» им завершить кровавую бойню. Один «спортсмен», раздраженный активностью охотников-профессионалов, выразил недовольство тем, что «эти птицы», когда они прилетают к нам, не могут оставаться у нас дольше, чем это им абсолютно необходимо, ибо их стараются уничтожать сразу после приземления; поэтому, как только погода становится благоприятной для их дальнейшего перелета, они тотчас же улетают. Д-р Бент вспоминал, что примерно в 1870 году, когда он был еще маленьким мальчиком, его отец «рассказывал ему о днях большой охотничьей удачи. Поскольку отец теперь охотится в раю, я не могу назвать точных цифр, но, помнится, он сказал, что видел, как добытым за день «тестом» загрузили полный фургон».

Охотники-спортсмены того времени мало чем отличались от современных, разве что у них было больше живых мишеней для стрельбы. Они верили, как в это верят и современные охотники, что охота ради удовольствия не только не заслуживает упрека, но и совершенно необходима для всякого, кто хочет называться настоящим мужчиной.

Многие из них опубликовали книги с описанием успехов и восхвалением добродетели тех, кто посвятил себя «этому естественному и здоровому досугу на открытом воздухе». И все же они старались писать уклончиво, избегая употреблять глагол «убивать». Кровь не текла на страницах этих книг: добычу «ловили», «собирали» или, на худой конец, «подстреливали». Акцент делался на ловкость, чувство честной игры и джентльменское поведение автора, его искреннюю любовь к природе и восхищение ее божественной красотой — истинные причины его пристрастия к охоте.