Трагедии моря

Одним из таких источников «удивления и восторга» была группа береговых птиц, получивших кличку «пипсы» за похожие на цыплячьи призывные звуки, издаваемые их кормящимися стаями. К пипсам относят всякую «мелюзгу», включая такие виды, как песочник-крошка, перепончатопалый и бонапартов песочник, перепончатопалый и поющий зуек, а также песчанка^{31}. Большинство их тяготеют к обществу друг друга и образуют стаи, которые когда-то были столь многочисленными, как заметил один наблюдатель в начале XIX века, что «просто не хватает духу прикинуть их число, чтобы не прослыть уклоняющимся от истины человеком».

Стаи были огромными, хотя сами пипсы не отличались величиной и весили каждая не больше одной-двух унций[34]. Можно было бы надеяться, что подобный клубочек перьев избежит кровопролития, устроенного его более рослым сородичам, однако по мере усиливавшегося истребления последних ружья всех видов охотников — любителей и профессионалов — с не меньшей жестокостью палили и по пипсам.

«Если не было больших птиц, охотники убивали огромное количество этих крохотных пичужек, которые, надо признаться, были отменно вкусной едой. Сидя в своем укрытии, [охотник] свистел в жестяной свисток, призывая спуститься на землю любую пролетающую стаю. Выступающая илистая отмель… казалась пипсам удобным местом для посадки и… оборачивалась для них смертельной ловушкой: их начисто сметал оружейный огонь. Испуганные и сбитые с толку уцелевшие птицы взмывали вверх и начинали кружиться над своими мертвыми и умирающими товарищами, подставляя себя под не менее удачные выстрелы, дождем валившие в ил и воду все новые жертвы. От стаи оставались лишь жалкие остатки.

Одним выстрелом можно было убить так много этих птиц, сочных и жирных для хорошего жаркого или пирога, что охотники специально гонялись за ними. Охота на пипсов также все больше входила в привычку у спортсменов-охотников по мере того, как исчезали большие прибрежные птицы и было все труднее наполнять охотничий ягдташ.

Не требовалось большого умения, чтобы подстрелить пару десятков птиц из пролетающей стаи… Я выходил на охоту, чтобы настрелять их к обеду, и однажды сумел пятью выстрелами сразить 82 птицы».

В те дни чувство удивления и восторга казалось беспредельным, но, пожалуй, сильнее всего оно ощущалось на охоте на золотистую ржанку^{32}

. Размером с голубя, близкая «компаньонка» и почти второе «я» эскимосского кроншнепа, золотистая ржанка была, что называется, на расстоянии перышка от того, чтобы разделить его трагическую судьбу. Выражаясь словами д-ра Бента, ее история «являла собой удручающую картину беспощадной бойни, уничтожившей наше прежнее богатство пернатой дичи».

Как и в случае с эскимосским кроншнепом, первоначальная численность золотистой ржанки казалась просто невероятной. Но такой же была и бойня. Одюбон привел пример одной такой типичной расправы близ Нового Орлеана весной 1821 года: «Стрелки собрались в местах пролета ржанок группами по 20–50 человек… При приближении стаи стрелки, расположившиеся цепью примерно на равном расстоянии друг от друга, засвистели, подражая призывному зову ржанок; птицы тут же снизились и начали описывать круги, попав под шквальный оружейный огонь. Ружья палили одно за другим с таким успехом, что стая в сотню и более ржанок на моих глазах быстро уменьшалась до пяти-шести птиц… Такая охота продолжалась в течение всего дня, и, покидая на закате шеренгу стрелков, я видел, как они с той же решимостью продолжали убивать птиц, которая владела ими, когда я впервые подошел к ним [до рассвета]. Стрелок, находившийся поблизости от меня, убил 63 дюжины птиц. По моим подсчетам, в поле находилось 200 стрелков и, допуская, что каждый из них убил только 20 дюжин, получалось, что всего за этот день было уничтожено 48 000 золотистых ржанок».

Эдвард Форбуш описывал подобную бойню на острове Нантакет, где в 1840-х годах «двое мужчин убили за один день столько птиц, что наполнили ими на две трети большую опрокидывающуюся повозку [около 1000 птиц]». Через 20 лет, в августе 1863 года, «золотистые ржанки и эскимосские кроншнепы огромными стаями садились на остров, затмевая солнце. Было убито от шести до семи тысяч». К 1890 году популяция золотистой ржанки на восточном побережье была настолько опустошена, что там эта птица уже почти не вызывала интереса у охотников, но в том же году два бостонских оптовика получили с Запада сорок плотно утрамбованных бочек кроншнепов и ржанок, причем ржанок было больше, чем кроншнепов.

Вот как описывал охоту на стаи птиц на острове Лонг-Айленд Роберт Рузвельт в 1860-х годах; «Несколько акров пространства перед нами были буквально усеяны несравненной и долгожданной золотистой ржанкой… их было тысячи три, скученных в плотную массу… С оглушительным шумом они поднимаются в воздух, и тут же их достает залп из наших четырех стволов. И вот уже мы спешим подобрать наши трофеи».