Трагедия адмирала Колчака. Книга 2

3. Приказ от 27 марта начальникам военных отрядов, действующих в районе восстания». [Партиз. движение. С. 188].

На описаниях жестокостей, пожалуй, можно и не останавливаться, тем более что проверить настоящую действительность при современном состоянии материала мы абсолютно не можем. О том, что усмирение было жестоко, свидетельствует, помимо изданных обязательных постановлений, хотя бы такая телеграмма (14 апреля), посланная иркутским штабом в Омск и во Владивосток: «...в отношении ликвидации восстания в районе Тайшета проводятся самые жестокие меры до расстрелов и повешения без суда включительно» [там же. С. 124]⁶¹. Но в описании противной стороны слишком много тенденциозного: и в брошюре Ракова, повествующего с чужих слов, и в статьях Колосова. Не приходится уже говорить о большевиках. Здесь тенденция у некоторых «историков» переходит в измышление. Любопытно, что Парфенова изобличили свои же коммунисты по другому делу — по делу о подавлении восстания в Славгородском у. Подавлял там восстание отряд Анненкова. Конечно, он расстрелял и выпорол в короткий срок в Славгородском и Кузнецком районах больше 5000 человек. В одном Славгороде было расстреляно 1667 чел. Парфенов красочно рассказывает, как Анненков (12 сентября 1918 г.) приказал изрубить более 500 человек на площади в Славгороде. В действительности, как оказалось, «никаких большевиков не рубили».

Один из непосредственных участников движения среди похороненных Парфеновым нашел благополучно здравствующих [«Сиб. огни», 1926, № 6, с. 16].

Колосов очень возмущается, что на карательную деятельность Правительства в Енисейской губ., на «ужасы жизни» общество плохо реагировало: очевидно, «нервы у всех притупились». Да, притупились. Время было жестокое. В оправдание тех, которые были жестоки, надо сказать, что с ними, как мы видели, также жестоко расправлялись. Сам Колосов рассказывает про Енисейск, захваченный повстанцами в феврале: «Войска попадали в засаду и гибли, жестоко истребляемые повстанцами. У крестьян, живущих по тракту на Енисейск, в эту зиму народился особый промысел. «Туда мы возили войска, а оттуда гробы», — объяснил мне этот вид промысла один из крестьян».

* * *

«Верховный правитель» формально отвечает за все. Но адм. Колчака сделали не только ответственным, ему приписали не только инициативу суровых мер в отношении повстанцев, но ему даже приписали выработку детальных мер «беспощадной» расправы «по-японски». На этом примере можно довольно наглядно показать, как складываются легенды, как они подхватываются без критики политическими противниками и незаметно входят в литературу. Для Колосова «нет никакого сомнения», что приказ ген. Розанова о сожжении мятежных деревень, об учреждении института заложников является почти механическим воспроизведением циркулярного распоряжения «омского падишаха». За все ужасы ответствен «сам Колчак», утверждал впоследствии Вас. Гуревич, нашедший в материале Колосова «вполне исчерпывающее до конца» доказательство «личной ответственности» Колчака: «Провести какое-нибудь принципиальное различие между ним, Ив.-Риновым или Семеновым действительно совершенно невозможно»⁶².

Такой вывод диктуется лишь неумением или нежеланием критически отнестись к публикуемому документу. Чтобы это доказать, я должен буду подробно остановиться на некоторых деталях. Для личности Колчака это чрезвычайно важно. Во время следствия ему был задан вопрос: известна ли ему деятельность Розанова в Красноярске. Колчак ответил: