Трагедия адмирала Колчака. Книга 2

Но общие репрессивные меры всегда били по всему населению. Представим себе сожжённую деревню, или порку без разбора, или всеобщую контрибуцию. Они затрагивали всё население и легко приводили нейтральных во враждебный лагерь[219]. А между тем в каждой деревне были сочувствующие власти. У нас ещё мало материала для всесторонней характеристики деревни. Из дневника большевика-партизана Яковенко мы узнаем, что даже в самом Тасеевском районе среди населения были сильные «ликвидаторские» течения и что с этой «провокацией» приходилось бороться расстрелами [с. 75]. В Тасееве готовилось «контрреволюционное» выступление в целях «искупить вину» перед Колчаком… У повстанцев своя контрразведка, которая раскрывает два «заговора» в крестьянской среде [с. 31].

Авторы истории партизанского движения в Приморье откровенно говорят, что все зажиточные крестьяне, все «кулаки» были за колчаковскую власть [Ильюхов. С. 57–58]. Описывая центр движения (Сучанские рудники Ольгинского у.), они должны отметить, что от 20–30% поселян — баптисты — решительные противники партизан [с. 153]. Идёт борьба и со старообрядческою частью населения. Местами «батьковцы» (атаманы партизан) не уступают карательным отрядам в порке и расстрелах старообрядцев. И тут же отряды ген. Смирнова порют «без разбора»…

Правительство Колчака не сумело разрешить кардинального в сибирской жизни вопроса — дилеммы государственности — и погибло. Таково заключение Колосова. А что сделала в те дни для внедрения государственности та партия, которая как будто бы была органически связана с деревней и к которой принадлежал Колосов?

Она поддерживала бунтарские настроения в деревне, протягивая иногда непосредственно руку большевицким демагогам для того, чтобы свалить в Сибири «диктатора», не анализируя того, что было, и не задумываясь над тем, что будет на следующий день. Другая тактика могла бы дать и другие результаты.

Глава четвёртая Атаманщина

1. Анненков, Калмыков и Семёнов

В борьбе с повстанческими мятежами мы видели «атаманские» отряды в действии. Мы слышали жалобы на эксцессы и отмечали те бытовые условия, которые этим эксцессам сами по себе содействовали. Критическая история «атаманщины» также должна ещё быть написана. Слишком сгущены краски той картины, которую рисуют мемуаристы. Конечно, совершенно фантастичны, напр., утверждения о кострах, на которых семёновцы якобы сжигали детей. А между тем об этих фактах эсеры доводили до сведения ген. Жанена [«Д. Нар.», № 396]. Не следует упускать из вида, что большевики, в свою очередь, ловко пользовались «атаманщиной», с одной стороны, для своеобразной агитации среди населения, а с другой — для осуществления некоторых более практических целей: напр., делали «эксы» отрядами, одетыми в погоны. Большевицкие источники вскрывают довольно отчётливо эту работу. «Атаманщина» в Сибири стала собирательным именем. Им окрещивалось всякое насилие, всякий произвол того или другого агента военной власти [Андрушкевич. С. 137]. Быть может, этим и определялась точно как бы психология момента, но очень неточно передаётся характер атаманских добровольческих отрядов.

Наиболее враждебен атаманским отрядам бар. Будберг — для него это «саркома», разъедающая организм. Старому военному психологически чужда гражданская война с её принципом добровольчества. Он в корне разойдётся с кап. Колесниковым, в своей записке пропагандирующим широкую вербовку добровольцев, которых надо «влить в полки». Эти люди «поднимут дух и зажгут своей верой массу[220]. Но и сам Будберг, всегда искренний в своих непосредственных впечатлениях, должен внести поправку: