Трагедия адмирала Колчака. Книга 2

Прямая и непосредственная поддержка Семёнова японцами, осторожная тактика французов и других иностранцев — только Нокс высказался решительно против Семёнова — ставили, как мы видели, Верховного правителя в чрезвычайно трудное положение. По приезде в Омск Будбергу на первых порах разрешение дилеммы о Семёнове и других атаманах кажется простым. Как будто бы только нерешительность адмирала ставит препоны. 30 апреля, при первом свидании с Колчаком, Будберг высказывает ему своё «credo»: «Атаманы и атаманщина — это самые опасные подводные камни на нашем пути восстановления государственности»… Адмирал ответил, что он «давно уже начал эту борьбу, но он бессилен что-либо сделать с Семёновым»… «Боюсь, — записывает Будберг, — что по этой части адмирала обманывают его докладчики, а особенно Ив.-Ринов и другие спасители Семёнова». Будберг советует «самому адмиралу… принять командование над отрядом и идти на Читу; пусть японцы устраивают всесветный скандал и разоружают самого Верховного главнокомандующего»… «Радикальность предлагаемых мною мер смутила даже адмирала, и он перешёл на отчаянное положение дела снабжения армии» [XIV, с. 226–227]. Радикализм Будберга, конечно, отзывается величайшей утопией. Через три месяца Будберг всё так же ещё решителен: «К горю нашему, у адмирала нет прочной решимости поставить всё на карту и покончить прежде всего со всеми атаманами… Надо это сделать хотя бы ценой собственного провала, ибо иначе эта язва съест и адмирала, и нас, сожрёт всю белую идею и сделает её надолго постылой и ненавистной для всей Сибири»… [XIV, с. 308–309].

Принципиально прав, вероятно, Будберг. Но дело было во много раз сложнее, ибо решительные действия могли создать Правительству новые осложнения, прежде всего, с организованным казачеством. Для этого казачества забайкальский атаман не был одиозной фигурой. И «общественность» не склонна была, по-видимому, реагировать так резко, как этого хотелось Будбергу. Мы имеем характерный отзыв уполномоченного председателя Совета министров — Яшкова, вернувшегося с Д. Востока. Он, скорее, даже симпатизирует Семёнову: «Мне часто казалось, что Семёнов жаждет дружеского внимания, между тем Семёнов изолирован, так как даже местные к.-д. держатся в стороне». В силу такой изолированности и слабости характера, чувство превалирует над разумом, в чём в «минуты искренности» сам Семёнов сознается; он оказался «во власти ветров, дующих с востока» [«От. Вед.», 1919, № 3]. Такой полной изоляции в действительности не было: харбинский комитет к.-д. поддерживает Семёнова — писал в своё время Будберг [XIII, с. 293]. Управляющим гражданской частью в Забайкалье был быв. член Гос. Думы к.-д. Таскин.

Отношение Болдырева к семёновскому конфликту — отношение, которое, очевидно, диктовалось, скорее, обострённым самолюбием и неприязнью к Колчаку, — также достаточно характерно.

Тактика, предложенная Будбергом, вероятно, сама по себе более подходила к натуре откровенного, честного Верховного правителя. Приходилось, однако, вопреки чувству идти на компромиссы. Уступками мелкому людскому честолюбию сохранялось хоть видимое «единство» власти «с таким трудом ныне восстановляемой России»: «центральной власти, по выражению пекинского посланника Кудашева, приходилось считаться с подчас нелепыми затеями местных атаманов». Во имя этого «единства» центральной власти приходилось даже приветствовать Калмыкова[233].