Трагедия адмирала Колчака. Книга 2

Характеристику «Сибирского правительства» мы уже давали. Уходили одни министры (Ключников, Старынкевич), приходили другие. Но, в сущности, ни одной новой реакционной фигуры не появилось. По-старому на правом фланге были кадеты (Тельберг). Привлекались на министерские посты и левые — нар. соц. Преображенский, инж. Окороков, выбранный в своё время правительственным комиссаром в Алтайской губ. Совсем новым человеком был Сукин — молодой 28-летний чиновник русского посольства в Америке. На него впоследствии сыпались нападки. Упрекали его в американофильских тенденциях, — очевидно, ими не могли быть тенденции, реакционные по существу[240]. Государственный контролер Краснов пользуется «общим уважением», констатирует пристрастный критик Л. Кроль [с. 185]. Возможно, что на министерских постах не было «звёзд» русской общественности: «видные деятели, по словам Милюкова, разместились по другим центрам». В Омске русская общественность была представлена «не яркими и не влиятельными фигурами». Но это уже не вина адм. Колчака. Приходилось брать тот людской материал, который был под рукой. «Случилось так, — писал к.-д. Клафтон на Юг своим политическим друзьям, — что лучшие офицеры и лучшие политические вожди там, у вас на Дону, а серая масса здесь и эта серая масса должна складывать государство именно здесь»… «Наши партийные деятели сделали огромную ошибку, бросив Сибирь на произвол судьбы и сконцентрировав все свои силы там, на Дону… Здесь полное безлюдье, все должны учиться, чтобы подняться над губернским масштабом до государственного горизонта, а учиться нет времени, работать приходится среди опасений внезапных рецидивов большевизма, в полном хаосе психологического и государственного разложения и усталости»…[241]

На бывшего в Сибири проф. Пёрса ближайшие помощники Колчака произвели скорее отрицательное впечатление. Саблин пишет из Лондона в Омск 22 октября: «Омское правительство, за исключением Михайлова и Сукина[242], Пёрс считает составленным из людей даже не второстепенных. Для Москвы, для национального Правительства эти деятели были бы совершенно неприемлемы».

Отзывается Пёрс с большой похвалой о Дитерихсе. Правительство он критикует, но не потому, что оно «сознательно грешит, а потому, что оно составлено из людей, которые в нормальное время служили бы в мелких департаментах». Для Будберга «остальные члены кабинета (особо он говорит о Михайлове и Сукине) — серые, бесцветные, безобидные, по-своему добросовестные фигурки совершенно негосударственного масштаба; они усердно заседали, старались что-то сделать, раздули кадило на всероссийский размах, но не справились с узкими задачами омского градоначальства. Активного вреда они не принесли, грязного и порочащего власть сами не делали, но оказались пигмеями перед грозными требованиями данного исторического часа русской жизни» [XV, с. 336].

Когда Будберг переносит вопрос в область изыскания гениев, то здесь нечего сказать. Не мог их создать Верховный правитель; не могла их породить и Сибирь. В оправдание простых смертных можно сказать, что «звёзды» в других центрах также оказались у разбитого корабля и что сибирские условия были запутаннее и сложнее.

Возможно, что внутренняя сибирская политика во многих отношениях была неудачной, но никакого классового характера она не носила. Сводка отдела пропаганды при Добр. армии даёт такую характеристику Правительству, возглавляемому Вологодским: Правительство левое, но проводит умеренную политику.

2. Теория и практика