Трагедия белого юга. 1920 год

На фронте продолжались бои за Кубанью. 21 марта белых выбили из аула Тахтамукай. Сбылись самые плохие прогнозы — Донская армия была разделена на две части. От главной ее массы был отрезан лучший и самый многочисленный «Мамонтовский» 4-й корпус. Начальник конной группы генерал Секретов в это время находился в отпуске. Его заменил генерал Коновалов, а командовать 4-м корпусом стал генерал Стариков. Накануне, по плану Таманской операции, корпуса должны были отходить на линию железной дороги Екатеринодар—Афипская—Новороссийск. Находившийся в районе Усть-Лабы 4-й корпус, после двухдневного перехода приближался к Афипской, как вдруг выяснилось, что она уже оставлена штабом армии, а сама станица в руках у красных. Путь на Тамань был отрезан, и Старикову ничего другого не оставалось, как вместе с Кубанской армией отходить горными перевалами на Туапсе. В этом корпусе насчитывалось свыше 17 000 коней. Такое огромное их количество объяснялось просто. Во время отступления казаки, побросав артиллерию, пулеметы и обозы, сели на коней, превратившись в верховых.

Так, на завершающем этапе Гражданской войны, в силу обстоятельств, все Вооруженные Силы Юга России оказались расчленены на три почти изолированные друг от друга группировки: Добровольческая армия в районе Таманского полуострова; Основные силы Донской армии, без ее 4-го корпуса, под Екатеринодаром; Кубанская армия, с прибившимся к ней 4-м Донским корпусом, на пути к горным перевалам, для следования на Туапсе или на Тамань. Ни о каких контрнаступательных действиях уже речи не было, все вместе и каждая из этих группировок в отдельности преследовали только одну цель — спастись.

Колонна, которую составляли кубанцы и казаки Донского корпуса Старикова, представляла собой безотрадное зрелище. Это была движущаяся масса войск и бронепоездов вперемешку с беженцами и гуртами домашних животных. Красные части двигались следом на некотором удалении, но решительных действий не предпринимали, подбирая и разоружая отставших и сдающихся казаков. Среди отступающих было немало тех, кого недавно мобилизовали из станиц, которые сейчас попадались на пути или были расположены неподалеку. Этих казаков больше всех тянуло к побегу; не останавливало даже то, что в станицах уже были красные.

Первыми начали уходить казаки предгорных станиц, и вскоре в 1-м Черноморском полку 2-й Кубанской дивизии, например, оставалось всего около 50 человек. Но вдруг дезертиры ринулись назад и еще с большей скоростью побежали в свои части. В результате их там иногда становилось даже больше чем при мобилизации. Причина такого явления проста. Красные, заняв ту или иную станицу, тут же предъявляли счет тем, кто всю войну просидел дома и творил насилия над семьями иногородних и казаков, воевавших на стороне красных. Как правило, этим занимались казаки старших возрастов, избежавшие мобилизации и поверившие в окончательную победу Белого движения. Репрессии обрушились даже на тех из них, кто в 1905—1906 гг. разгонял рабочие демонстрации в центре России. Когда дезертиры узнали о расправах, творимых у них на родине, то тут же побежали догонять свои полки.

Бывший командир 2-й кубанской дивизии генерал Н.В. Шинкаренко в своем дневнике отметил, что в результате этих событий его 1-й Черноморский полк «разбух» до 1000 человек, а во 2-й прибыло 600 человек такого пополнения^{101}. Однако всем было ясно, что возвращались казаки не для того, чтобы продолжать воевать. Все испытывали желание уйти хоть куда-нибудь и выждать — когда и чем все это кончится.

Постепенно войска и беженцы втягивались в район безраздельного господства «зеленых». Нужно было решать две первоочередные задачи. Во-первых, окончательно определиться, куда идти дальше — на побережье, куда звала Рада, или на Тамань, куда хотел отпочковаться 4-й корпус генерала Старикова. Во-вторых, надо было сделать так, чтобы избежать боевых действий с «зелеными».

Основные силы Донской армии в это время вдоль линии железной дороги держали путь на Таманский полуостров. Под натиском Красной Армии они отходили к станциям Ильской, Абинской, Крымской. Начались дожди, движение шло очень медленно. Бронепоезда, железнодорожные составы, колонны войск и беженцев двигались по сути дела с одинаковой скоростью. Все железнодорожные пути были запружены массой телег, конными и пешими людьми. Ехать же по грунтовым дорогам возле рельсов было невозможно, так как липкая засасывающая мартовская грязь быстро обессиливала и без того еле идущих лошадей. Машинистам поездов надоедала такая езда, они то и дело давали предупредительные свистки. С крутой насыпи телеги сворачивали направо и налево. Многие не могли этого сделать и, съезжая с рельс, тут же останавливались, несмотря на приближающийся поезд. То и дело он цеплялся за телеги, раздавался сухой треск, повозки ломались, крошились, переворачивались. Те, кто не имел возможности вовремя соскочить, а это были больные и раненые, скатывались на землю и далеко не все могли потом подняться с нее.