Трагедия династии Романовых

Вечер бывший главнокомандующий провел в близком кругу за беседой, вспоминая прошлое, гадая о будущем, высказывая неопределенные намерения куда-нибудь поехать – за границу или в Крым, – тревожась о жене и детях, надеясь их скоро увидеть. Вокруг в ярко освещенном городе бурлили радостные толпы, не вспоминая о призраках, бродивших в губернаторском доме.

На следующий день, когда царь был в своем рабочем кабинете, под окнами Генеральный штаб и городской гарнизон готовились присягать Временному правительству на маленьком парадном плацу перед резиденцией. Старая, хорошо знакомая церемония: войска выстраиваются в каре вокруг алтаря и духовенства, за которыми особняком стоит группа военачальников – генерал Алексеев, великие князья, генералы, адъютанты. Читаются молитвы, и, если доходят до слуха царя, он впервые не слышит в них своего имени. Молитвы окончены, подняты руки, великие князья и генералы автоматически повторяют слова присяги на верность новому презренному правительству. После церемонии все расходятся в строгом спокойном порядке религиозного шествия. Никто не взглянул на окна резиденции, никто не крикнул царю, прося выйти к солдатам.

Наконец визит кончился. Длился он четыре дня, пришла пора возвращаться в Царское Село к семье. Последний завтрак в обеденном вагон-салоне императрицы. Неподалеку на пути из депо стоял готовый к отправке поезд императора.

Ровно в три часа на могилевский вокзал прибыл посланный из Петербурга специальный конвой и четыре представителя Думы, в том числе мой ближайший друг и коллега по парламенту В. М. Вершинин, которому впоследствии предстояло сопровождать царя в Тобольск. Огромная толпа приветствовала депутатов, звучали речи, восклицания. Может быть, их слышал царь, завтракая в вагоне матери. Впервые в его присутствии звучали здравицы не в его честь.

Думские представители приехали в автомобиле в Ставку к генералу Алексееву, предъявив постановление Думы о лишении царя свободы, которой тот еще пользовался. Генерал пока не знал, что князь Львов уже сообщил по прямому проводу о причинах, которые вынудили Временное правительство пойти на подобную меру. Алексеев ограничился замечанием, что поезд императора готов отправиться туда, куда прикажут депутаты.

Сопровождение царя составили сорок семь человек свиты и прислуги. Депутатам представили на рассмотрение список, откуда был исключен лишь один адмирал Нилов. Император уже лично вычеркнул министра двора графа Фредерикса и дворцового коменданта Воейкова, услышав от Алексеева, что их имена у всех вызывают особенное негодование.

К четырем часам думские депутаты и генерал приехали на станцию. Царь завтракал в вагон-салоне вдовствующей императрицы. Пришла пора прощания, по велению судьбы – навсегда, хотя мать с сыном выражали надежду на скорую встречу в Крыму или в Англии.

Истекли последние секунды. Царь на миг утратил самообладание, не смог, плача, вырваться из материнских объятий… Потом на лице его вновь появилась бесстрастная маска, он двинулся привычным ровным шагом, не оглядываясь, к своему поезду. Там подошел к окну. С другой стороны перрона мать тоже встала у окна, перекрестила его в знак благословения.

Депутаты заняли второй и последний вагоны. В их подчинении находился конвой всего из десятка солдат железнодорожного батальона.

Двери закрылись, начальник вокзала дал свисток. Царский поезд тронулся. На перроне стоял генерал Алексеев, другие высшие чины. Чуть поодаль простой народ. Никаких манифестаций, ни верноподданнических, ни враждебных, о чем позаботился Алексеев.

Состав императрицы-матери ушел почти сразу за поездом сына, только по направлению к Киеву. Больше их пути не пересекались.

Царь ехал в Царское Село самой прямой дорогой. Как отличалась эта поездка от той, которая совершалась неделю назад, когда император-самодержец отправился наводить порядок в столице! Теперь уже не он ехал – его везли. «Все распоряжения относительно остановок и смены локомотивов делают исключительно представители Думы», – говорилось в официальном постановлении. Думские комиссары просматривали поступавшие по пути телеграммы, по очереди исполняли обязанности, принимали в разных местах делегации, которые доставляли денежные суммы, собранные в пользу жертв недавних уличных боев. Даже персонал поезда и работники императорской кухни подчинялись депутатам.