Наконец, в первые дни, прежде чем перед революцией встали новые проблемы и новые вопросы, внимание возбужденного народа, особенно в Санкт-Петербурге, Кронштадте и Царском Селе, сосредоточилось прежде всего на судьбе царя и царицы. Пресса разжигала всеобщую ненависть, живописно разыгрывая запретную доныне тему, с безжалостной радостью смакуя безобразнейшие подробности о старом режиме. Тех, перед кем еще недавно все преклонялись и трепетали, поливали отвратительной грязью. Даже невинная поездка императора в Ставку Верховного главнокомандующего для прощания со штабом послужила добавочным поводом для недовольства. В Санкт-Петербурге поползли слухи, будто кто-то из императорской свиты договаривается с немцами, предлагая открыть перед ними наш фронт, ввести в Россию несколько германских дивизий и с их помощью восстановить самодержавие.
Охранявшие царскосельский дворец части пользовались любой возможностью, чтобы продемонстрировать отвращение и презрение к бывшим правителям. Агитаторы старались заставить кронштадтских и петроградских солдат и матросов потребовать от Временного правительства заключить царя в Петропавловскую крепость или отправить в Кронштадт под надзор матросов. Вспомним яростную жестокость кронштадтских матросов по отношению к своим офицерам в начале революции. Бессовестные демагоги знали, что делают, заставляя толпу требовать пересылки царя в Кронштадт.
Бесполезно теперь объяснять, что арест императора являлся просто временной мерой, более того, – что Временное правительство рассчитывало как можно скорее выслать его за границу.
В первые недели революции это было невозможно. Экстремисты не просто возражали против выезда царя из страны, но громогласно требовали суда и приговора. В последние месяцы существования монархии столько говорилось – даже в самой Думе – о сношениях клики Распутина с высшим германским командованием, что даже в элитных кругах успела зародиться мысль о виновности царицы в измене.
«При таких шокирующих общественное мнение домыслах, – говорил князь Львов, – Временное правительство сочло необходимым провести беспристрастное расследование предъявлявшихся императору и императрице обвинений в деяниях, которые, по общему мнению, причинили ущерб интересам страны, как с точки зрения внутренней политики, так и в международных делах, особенно в отношении войны с Германией». Именно для подобного беспристрастного расследования деятельности, в которой подозревались бывшие правители и их министры, я в качестве нового министра юстиции учредил 4 (17) марта высшую Чрезвычайную следственную комиссию, ценнейшие отчеты которой широко здесь цитирую.
В день принятия решения об аресте царя в недавно созданном Московском Совете рабочих депутатов произошел инцидент, показавший мне в полном масштабе всеобщую ненависть к Николаю II и императрице. На одном торжественном заседании Совета меня спросили о ближайшем будущем низложенных государей. Атмосфера собрания изменилась в мгновение ока, раздались прямые требования немедленно казнить царя. Я ответил, что его судьбу решит Временное правительство, а я, как генеральный прокурор, не собираюсь играть роль Марата русской революции и сделаю все возможное для скорейшей высылки царя из России.
Упоминание о выезде царской семьи за границу вызвало в Совете взрыв возмущения в адрес Временного правительства. Один намек на намерение выпустить их из России привел к решению, которое претворилось в действие. После моего выступления в Московском Совете Исполнительный комитет Петроградского Совета потребовал немедленного ответа, на 10 или на 11 марта Временное правительство назначило отъезд бывшего императора в Англию через Мурманск, и сразу по всем железным дорогам было разослано предписание не пропускать царский поезд.
В ту же ночь вооруженные отряды и броневики неожиданно окружили царскосельский Александровский дворец. Охраны, которую обеспечил генерал Корнилов, было совершенно недостаточно для сюрпризов подобного рода – захватчики вполне могли ворваться во дворец. Их командир, представитель Совета, приказал разбудить свиту, потребовав, чтобы граф Бенкендорф немедленно привел к нему царя.
Все панически перепугались, думая, будто царя немедленно увезут в броневике неизвестно куда, возможно, в жуткую кронштадтскую крепость. Что делать? К кому обращаться за помощью?
Пошли за царем.
Он вышел из комнат в простом сюртуке, без оружия, прошел прямым коридором, тянувшимся из одного дворцового крыла к другому. Остановился в нескольких шагах перед командиром отряда, тот на какое-то время застыл на месте, глядя на него, потом развернулся, подав знак сопровождающим следовать за ним. Все ушли как один, не сказав ни слова в объяснение. На площади погрузились в машины и тронулись по дороге на Санкт-Петербург.