Не грех, а срам! Как битая собака,я стал юлить (я, — видишь ли, — кошельчервонцев вез) и выюлил пощаду…«Кабатчик, шут, — воскликнул он, — порадуйпобасенкой, — веселою, как хмель,бесстыдною, как тысяча и десятьнагих блудниц, да сочною, как гусьрождественский! Потешь меня, не трусь,ведь все равно потом тебя повеситьпридется мне». Но худо я шутил…«Слезай с коня», — мучитель мой промолвил.Я плакать стал; сказал, что я, — Джон Колвил, —пес, раб его; над страхом распустилатласный парус лести; побожился,что в жизни я не видел жирных дней;упомянул о Сильвии моейбеспомощной, — и вдруг злодей смягчился:«Я, — говорит, — прощу тебя, прощуза имя сладкозвучное, которымты назвал дочь: но, помни, — с договором!Лишь верю я вот этому пращуносатому, с комком сопли свинцовойв ноздре стальной, — всегда чихнуть готовойи тьму прожечь мокротой роковой…Но так и быть: поверю и Горгоне,уродливо застывшей предо мной.Вот договор: в час бури иль погонипускай найду в твоем трактире „ПсаПурпурного“ приют ненарушимый,бесплатный кров; я часто крался мимо,хохочущие слышал голоса,завидовал… Ну что же, ты согласен?»Он отдал мне червонцы, и бесстрастенбыл вид его. Но странно: теплотуи жажду теплоты — я, пес трусливый,почуял в нем, как чуешь в день тоскливыйстон журавлей, в туманах на летурыдающих… С тех пор раз восемь в месяцприходит он спокойно в мой кабак,как лошадь, пьет, грозит меня повеситьиль Сильвию, шутя, вгоняет в мак.
Входит Сильвия
.Вот и она. Ты побеседуй, Стречер,а у меня есть дело…
(Уходит в боковую дверь.)
Стретчер.
Добрый вечер,медлительная Сильвия; я рад,что здесь, опять, склоняюсь неумелоперед тобой; что ты похорошела;что темные глаза твои горят,лучистого исполнены привета,прекрасные, как солнечная ночь, —когда б господь дозволил чудо это…
Сильвия.
Смеетесь вы…
Стретчер.
Смеяться я не прочь;но, Сильвия, смеяться я не смеюперед святыней тихой чистоты…
Сильвия.
Мы с мая вас не видели…
Стретчер.
И тыскучала?
Сильвия.
Нет. Скучать я не умею:все божьи дни — души моей друзья,и нынешний — один из них…
Стретчер.
Мне мало…Ах, Сильвия, ты все ли понимала,когда вот здесь тебе молился яи вел с тобой глубокую беседуи объяснял, что на лето уеду,чтоб ты могла обдумать в тишинемои слова. Печально, при луне,уехал я. С тех пор тружусь, готовлюгрядущее. В июне я торговлюоткрыл в недальнем Гровсей. Я теперьуж не бедняк… О, Сильвия, поверь,куплю тебе и кольца, и запястья,и гребешки… Уже в мешках моихнемало тех яичек золотых,в которых спят — до срока — птицы счастья…