Трагедия капитана Лигова

Японец исчез. Олег Николаевич с нетерпением ждал вечера. Тщательно одевшись, он явился к Ясинскому.

В гостиной капитан застал Клементьева. Молодой офицер беседовал с Тамарой. Дочь коммерсанта похорошела еще больше. Тамара весело смеялась какому-то рассказу лейтенанта, но, увидев входившего Лигова, смолкла и смутилась. Ее лицо о тонким профилем покрылось румянцем, большие голубые глаза с участием смотрели на капитана.

Едва они поздоровались, как в гостиную вкатился Ясинский и, подхватив под руку Лигова, заверещал своим тонким голоском:

— Рад, рад видеть вас, Олег Николаевич! Прошу ко мне в кабинет. Не будем мешать молодежи, да и у нас есть свои секреты.

Лигов высвободил свою руку и холодно сказал:

— Да, и у нас свои секреты!

Клементьев при этих словах внимательно посмотрел на капитана, уловив в его голосе гневные нотки.

Плотно прикрыв за капитаном дверь, Владислав Станиславович пригласил его присесть, но Лигов остался на ногах. Ясинский обежал вокруг стола и, подняв с него лист бумаги, протянул его Олегу Николаевичу:

— Вот, я приготовил…

Он не договорил. Лигов не брал бумаги. Ясинский все еще держал ее в протянутой руке. Потом он тревожно спросил:

— Что с вами, Олег Николаевич? На вас лица нет!

— Скажите, по какой цене вы хотите купить у меня жир и ус? — едва сдерживая себя, спросил Лигов.

— Как всегда, но если вы не… Лигов прервал Ясинского:

— А по какой цене продаете Дайльтону?

Ясинский от неожиданности отпрянул назад, как от удара, но тут же, сделав удивленное лицо, развел руками:

— Какой Дайльтон?

— Смотрите! — крикнул Лигов. — Читайте!

Он швырнул на стол газету. Ясинский отодвинул ее от себя: — Я по-английски не могу читать!

— Тогда слушайте! — Лигов четко и громко перевел заметку. Владислав Станиславович стоял, опустив глаза.

— Правда ли это? — спросил Лигов.

— Видите ли, — стараясь не встречаться взглядом с капитаном, начал Ясинский, но Лигов коротко сказал:

— Мерзавец вы!

Слова прозвучали, как удар хлыста. Лигов вышел из кабинета и, не обращая внимания на находившихся в гостиной людей, быстро пересек ее и покинул дом Ясинского.

…В ту же ночь Лигов отвел шхуну «Мария» в пустынный Амурский залив и поставил на якорь у высокого осыпающегося за Тигровой сопкой мыса. Рассчитав всю команду, он оставил на шхуне боцмана и нескольких матросов. Вместе с Фролом Севастьяновичем Лигов обошел шхуну, давая боцману последние указания:

— На шхуну никого не пускать! Куда и зачем я уехал, никому не говорить!

— Будет сделано, Олег Николаевич! — сказал Ходов, взволнованный расставанием с капитаном.

Лигов спустился в шлюпку. Боцман свез его на берег. Олег Николаевич тяжелым шагом поднялся на гребень мыса и оглянулся на одиноко стоящую шхуну. Глаза капитана были полны глубокой скорби.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

1

В Петербург Лигов приехал утром. Выйдя из вагона он зябко поежился от сырости. На перроне стояли большие лужи, которые рябил унылый дождик.

Лигов прошел через вокзал и остановился под козырьком подъезда. Перед ним лежала привокзальная площадь. Вот уже почти десять лет, как он не видел ее, а ничего не изменилось. Те же облезлые здания с мутными, подслеповатыми окнами. Та же медленно тянущаяся конка, и над всем этим — низкое, в серо-грязных тучах небо, которое сыпало мелкий надоедливый дождь, точно сеяло его сквозь сито. Прохожие шли, втянув головы в высоко поднятые воротники, прятались под зонтики. По Невскому проспекту с поблескивающей мостовой катили пролетки с поднятыми кожаными верхами. Вдали тускло светилась игла Адмиралтейства.

Лигов пересек площадь, на которой между крупными булыжниками бежала грязная вода, вошел в полутемный вестибюль гостиницы. Ему хотелось скорее помыться с дороги, переодеться и, не теряя времени, быть у министра, рассказать ему все, что творится там, на далекой восточной окраине.

Лицо Лигова, покрывшееся преждевременными морщинами, было задумчиво. У губ залегли глубокие горькие складки. Под глазами от бессонных ночей и беспокойных тяжелых дум набрякли мешки.

Нет, не таким представлял себе Лигов свой приезд в Петербург. Когда он покидал этот город, он был молод, здоров, в нем было столько силы, а главное — была она — его вечная и единственная любовь — Мария…

Лигов вошел в номер с мутным грязным окном, почти упал в кресло, уронив голову на руки, и его плечи вздрогнули. Сколько времени он так просидел, он не помнил. В номере стало темно. На Невском зажелтели редкие фонари, и проспект показался капитану черной, глубокой рекой с неверно поставленными буями.

Весь Петербург казался Лигову морем с бесконечными, не нанесенными на карту отмелями, рифами.

Лигов добивался приема у морского министра и у начальника морского штаба. Его докладные и письма вежливо принимали в канцеляриях, обещали рассмотреть в ближайшее время, но дни шли за днями, недели за неделями, а Лигов все еще ничего не сделал. Дело, ради которого он объехал полмира, которому, посвятил всю свою жизнь, пожертвовав самым дорогим, не подвинулось вперед ни на шаг.