Не знаю, как на воле, а в лагерях «ссучивание» не было редким событием; удивительного в этом ничего нет: чем тяжелее жизнь, тем чаще нарушаются законы, будь то советские или воровские.
Таким образом, в лагерях Дальнего Востока и Колымы (об остальных я не знаю) постепенно образовалась солидная прослойка вот таких «ссученных», что таило в себе немало опасностей.
Вот мы и подошли вплотную к предпосылкам и истокам «сучьей» войны и причинам ее возникновения. Сороковые годы, годы войны и первые послевоенные — были тяжелейшими для всех советских людей. Что уж тут говорить о лагерях с их нечеловеческими условиями и вызванной этими условиями смертности от холода, голода и рабского труда. Несмотря на власть и привилегии находящихся в лагерях воров в законе, их жизнь также стала для них непривычно тяжелой. То есть, в окружении голодных и ослабленных работяг, воры в законе уже не могли обеспечить привычный «стандарт» воровско-законной жизни для себя и для своей обязательной свиты, тем более, что в это время в лагерях Дальнего Востока воров было немало.
Такое положение не могло быть терпимым. Не думаю, что многие воры в законе были знакомы с марксизмом, но события развивались в соответствии с законом Маркса «Бытие определяет сознание» с добавлением теории Дарвина о естественном отборе. Проще сказать: все осознали, что воров в законе с их привилегиями и потребностями стало слишком много, «ссучивание» участилось. Конечно, это не следует представлять, что собралось некое воровское Политбюро и решило: советский народ не в силах прокормить с надлежащим качеством такое количество воров в законе, и количество это нужно сократить на 30 %. Но — «процесс пошел», как любил повторять Михаил Горбачев, то есть «ссучивание» стало частым событием.
Теоретически все воры в законе — братья, они абсолютно равны в правах, нет ни старших, ни младших. В действительности же, особенно в условиях ограниченного пространства лагеря, проявляются и конкуренция, и личная неприязнь, и борьба за влияние, и еще целая куча негативных черт человеческого характера, а чем сильнее характер, тем сильнее и его проявление в конкретных обстоятельствах.
Вот поэтому, а также по описанным выше объективным обстоятельствам «ссучивание» происходило все чаще, воров в законе становилось все меньше, а «ссученных» — все больше. Случалось, «ссучивали» по таким обвинениям, по которым раньше могли только погрозить пальцем. Напоминаю, например, что, по воровским законам, у несчастного работяги-фраера запрещалось украсть или отнять пайку хлеба или что-либо из лагерной одежды и вообще что-нибудь из того, что «дает начальник». Страшным грехом являлось также невыплата карточного долга, даже если долг этот — самому презираемому существу на колонне. Случалось, что «ссучивали» по обвинению, противоречащему, на первый взгляд, обыкновенному здравому смыслу.
Приведу один пример. Как-то, еще на Хунгари, один из воров в законе что-то уж очень дерзко загрызся с охраной, что вообще бывало часто и обычно не вызывало особых репрессий. Но на этот раз охрана выволокла его за пределы запретной зоны, избила и втолкнула назад в оцепление, связав ему руки сзади и привязав к телу «запретную зону» — жердочку с поперечной фанеркой, которыми обычно ограждали рабочую территорию.
В этот же вечер на быстро собранной сходке его «ссучили». По воровскому закону вор в законе не имеет права прикасаться никакой частью тела к «запретной зоне», как и вообще к любому предмету, который является символом насилия советской власти над человеком. На его оправдания, что все это было сделано силой и без его согласия, ему ответили: «А если бы к тебе привязали бомбу и направили к нам, ты бы пошел?»
И загремел парень в «ссученные».
В современных книгах и кинофильмах описываются или показываются жестокие картины расправы одних уголовников над другими, то есть, по сути дела, это самое «ссучивание». Не знаю теперешних порядков, а в то время такие убийства «ссучиваемых» были редкостью. Убивали только в случаях прямого, злонамеренного и доказанного предательства (например, сотрудничество с «кумом») или перехода на должность помпотруду или нарядчика. Во всех остальных случаях «ссученного» отпускали на все четыре стороны, объявив ему приговор и высказав ему полное свое презрение.