Трагедия казачества. Война и судьбы-5

Наш Нижнее-Амурлаг, в частности наше 3-е отделение строил нефтепровод Сахалин — Комсомольск, а точнее Оха-на-Сахалине — Комсомольск-на-Амуре. Строительство этого нефтепровода было начато во время войны, но нитка, пройдя по острову и перейдя Татарский пролив, дошла только до села Софийского, и строительство было прекращено. Теперь было принято решение довести нефтепровод до самого Комсомольска, чтобы его нефтеперегонный завод мог бесперебойно работать весь год, а доставка сахалинской нефти не требовала танкеров, ни морских, ни речных.

Да, лагеря этой стройки были на хозяйственном расчете, и заключенные получали заработную плату. Рассчитывалась она на основании обыкновенных нарядов, какие применялись в любых строительных организациях страны для вольных рабочих, и по таким же нормам и расценкам, только лагерные наряды по каждому виду работ имели две строчки: верхняя — для расчетов строительства с лагерем, куда будто бы Министерство нефтяной промышленности просто нанимало лагерь как простого рабочего; нижняя строка — для начисления зарплаты заключенным, по особым расценкам, в 4–5 раз ниже указанных в верхней строчке. Для меня такая система была новостью. Я хорошо знал технологию строительных работ и наименования всех их видов, но мне не приходилось еще применять сборники норм и расценок для вольных рабочих. Следовало срочно изучать досконально их применение для условий лагеря.

Да, на этой стройке применяются зачеты рабочих мест. Это означает, что за каждый отработанный день заключенному снижается срок за некоторое количество дней. Мартынов показал мне таблицу начисления зачетов; я не помню всю эту таблицу; скажу, что запомнил, что при выполнении нормы на 151 % на основных тяжелых работах за каждый отработанный день срок уменьшается на 2 дня. Все придурки получают полдня за день.

Таким образом, все новости были хорошими.

Теперь почти каждый день после окончания работы я приходил в палатку к Мартынову, чтобы помочь ему в работе и набраться опыта в обработке нарядов. Дело продвигалось быстро. У Мартынова тоже был неудачный помощник, и он был доволен моей помощью. Прямо тенденция какая-то: на всех колоннах, куда я прибывал, оказывались очень слабые помощники у нормировщиков. Вот такое несчастье. Хотя с какой стороны смотреть: для лагеря это было несчастье, а для меня — наоборот, это давало мне шанс, и этот шанс нужно было использовать.

Мы с Леонидом Леонардовичем поработаем часа полтора, затем пьем чай, причем он пил таким горячим, можно сказать, прямо наливая в свою кружку кипящим, а то, что пил я, он пренебрежительно называл «кошачьей мочой».

Не знаю, какое у него было формальное образование, но он был высокообразованным и эрудированным человеком, и мы могли беседовать на любые темы, от Аристотеля до сущности колхозного трудодня. И нам эти разговоры доставляли удовольствие.

Я проработал в этой бригаде немного больше месяца, когда меня пригласили в бухгалтерию и рассказали, что сформировано две бригады плотников для строительства специальных автомобильных деревянных мостов, где собраны лучшие плотники, и что в этих бригадах будут высокие заработки и большие зачеты. Если я пожелаю, меня переведут в одну из этих бригад. С одной стороны заманчиво: и заработки, и зачеты, с другой — время на построение, вывод, путь-дорогу туда и обратно, обыски, а время мне дорого, так как мне надо побольше работать у Мартынова для совершенствования моих еще недостаточных знаний по части нормирования всех выполняемых на колонне работ.

Я решил идти на мосты.

Бригада встретила меня неласково. Почти все в бригаде были бандеровцы с Карпатских гор, крепкие мужики 30–40 лет, с детства привычные к труду. Зачем им щуплый паренек, к тому же еще и невеликий топорный мастер? Заработная плата и зачеты начислялись на всю бригаду, и любой неумеха и слабак понижал эти показатели. Кому этого хотелось?

По любому виду работ я мог бы рассказать о разнице между их работой и моей. Но я приведу только один пример. Предположим, мне нужно обтесать шестиметровое бревно диаметром 22–24 сантиметра на один кант. Я укладываю бревно на две подкладки, закрепляю его двумя стальными скобами, чтобы оно не вертелось, протесываю по всей длине лыску вскользь до белой древесины, отбиваю шнуром линию и тешу по этой линии кант, стараясь, чтобы плоскость его была вертикальной, на все это у меня выходит один час времени.

А любой из этих бандеровцев делает то же самое всего за полчаса, потому что не пользуется шнуром, а чешет на глаз, но кант у него такой же прямой, да к тому же и гладкий, как будто строганный. У меня же — зазубренный и корявый. Для моста гладкость — качество не обязательное и это я так, к слову.

И так — по любому виду работ.

Однако свое положение я не считал безнадежным, и вскоре мои надежды оправдались. Через три дня они все уже считали меня своим, через десять дней они меня зауважали, а через двадцать дней мое значение в бригаде стало, по-моему, даже выше бригадирского.

Объясняю поэтапно.